Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых»

<1919>

Из «Эгоиады»

И зеленеет жизни нива,Лучей поклоны Разум, солнце дня, ей посылает.Эмоции под вечера росою орошают.Колосья психики растут игриво, молодо на диво.Над нивой жаворонок реет,Ныряет в синеве, купается в воображенье,И звуки льются и текут, как в море волнозвенья.В эфире почка красоты налилася и сочно зреет.На ниву летом я любуюсь.

Я землепашец сердца. Урожая перспективаМеня пьянит. Воздеял ниву я сохой мотива,Себя вспахал, засеял и расту, колосьями волнуясь.Свою душевную породуВесною молодым посевом вешне утончаю,Приходит осень – сам себя я жну, сам убираю.Мой злотоколос тоньше, лучше и тучней от года к году.Я свой батрак в своём Совхозе.Свой психопосевком. Сам поле обрабатываю,Сам чернозём зелёным бархатом обматываю.Бедняк деревни Психономьи, волости Ортопсихоза.

Дорнигаль

<1919>

А. Гордин. Поэты

1. Больше, чем…

Раскрепощённость, стремление вырваться изо всяких оглобель и освободиться от любой узды и поводьев стали опознавательным знаком поэтов.

Молодой товарищ Чиволов¹ и ещё несколько молодых людей объединяются и создают группу под весьма оригинальным названием – хотя оно является не более чем переводом с латинского «нигилисты», – «ничевоки». Их журнал, в котором публикуются их сочинения, как поэтические, так и прозаические, носит не менее интересное название «Собачий ящик». Поэт Святогор пишет поэму под названием «Умер конь Христос»². Свою группу он называет «биокосмистами». Поскольку возникают всё новые организации, он тоже создаст свою организацию. А что, другим можно, а ему нельзя?!

2. «Кафе поэтов»

Вот Маяковский и вся его шайка.

Кричат, орут, изображают из себя уличную шпану. На свой манер «идут в народ», буквально на улицу. Пишут глупости на тротуарах. Вообще шокируют публику. Постоянно запугивают и терроризируют филистёра.

Москва в былые годы была женщиной скромной и праведной, благородной и напыщенной барыней, старой богачкой, немного обедневшей, но всё ещё с большим гонором, со штатом. И разговаривала она подобающим образом.

А тут такая шумная писательская ярмарка. Эти писатели на заборах пишут.

И что?

Поэзию! Стихи, развешанные на заборах.

И что это за стихи?!

Щёки Москвы краснеют, как у невинной девушки.

Маяковский рисует свой собственный портрет, выходит с ним на Кузнецкий мост и выставляет его на продажу³. Он хватает за полы прохожих господ и за подолы платьев – проходящих дам.

Никто не покупает. Но все говорят о поведении Маяковского.

Ведь главное – чтобы говорили. Именно этого он и хотел.

Инсценируют драку в кафе. Напиваются и бьют зеркала и оконные стёкла – скандал.

И вся Москва… это так говорится, «вся»… только и говорит. Она вне себя от ярости.

Поэты устраивают скандалы, хулиганят! Позор! Осквернение святынь! Стыдно за литературу, за поэзию.

А поэтов интересуют не скандалы. Они лишь хотят привлечь к себе внимание, потянуть людей за языки, раскрыть им рты, чтобы они, замалчиваемые поэты, были у всех на устах. Эти парни – хорошие ребята. Иные из них – настоящие поэты, слуги Аполлона. А скандалы? Это их стиль. Надо быть крепким, широкоплечим, с кулаками.

Пьянствуют во имя неё, во имя поэзии. «Влюбляются» во имя неё, во имя поэзии. Ремесло этого требует. Цех на этом настаивает. Шляются со всякого рода девицами, бабёнками, шлюхами – призвание требует этого.

Вот Маяковский выходит из своего храма, облачённый в наперсник, ефод и кидар, как первосвященник, и целая ватага мальчишек – за ним.

Он действительно умом тронулся? Ничего подобного. Это такая поза. Чтобы публика останавливалась посреди улицы и смотрела бы на него и на его странные одеяния.

Молодой поэт. Щёки, одна – чёрная, другая – зелёная. И он отправляется в таком виде гулять по улицам.

Другой поэт вставляет ложку вместо носового платка в верхний карман пиджака⁴.

Публика качает головами, пожимает плечами:

– Что с них взять? Футуристы.

Они никого не обманывают. Все знают, что они притворяются сумасшедшими; это такое представление.

А храм поэзии, в котором он находится? Не на Олимпе, не на Парнасе⁵.

В Москве есть Настасьинский переулок. Его задача – соединять Тверскую с Малой Дмитровкой.