Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

Этот авангардистский анархизм не довольствуется отрицанием признанных авторитетов и канонов. Как мы знаем, он не зовет к хаосу во имя беспорядка. «Безначалие» должно снять преграды для доступа к подлинному порядку вещей и мира; поэтому анархизм-авангардизм разоблачает ритуализацию творчества, все автоматизмы восприятия. И далее: он настаивает на децентрализации мышления и видения, предлагает множественность симультанного вместо причинно-следственной линейности, горизонтальные отношения вместо вертикальных ценностных иерархий. Он требует спонтанности, свежести, постоянного «изобретательства», открывая другие модели творчества – детское, экстатическое, экзотическое, фольклорное, безумное, трансгрессивное. Теория растёт из практики, вместе с практикой, это ясно видно, например, в принципиально лишённых центральной композиции картинах Павла Филонова, где в каждой точке утверждается полнота смысла, где искажение форм доказывает их аутентичность, где на полотне схвачена и одновременность явлений, и бергсоновская творческая длительность расцвета, роста, жизни форм.

Мишель Окутюрье называл русский футуризм утопией непрерывного творчества, утопией «чистой творческой динамики»41; трудно лучше определить основу анархистского искусства.

И вряд ли нужно доказывать очевидное, – позиции художников-новаторов органически свойственно противостояние всяким попыткам огосударствить искусство, подчинить его идеологии и бюрократии. Пришёл момент в русской истории, когда это свойство оказалось подверженным испытаниям на предел выносливости.

3

С сентября 1917 года в Москве издаётся газета Московской федерации анархистских групп «Анархия». От других популярных анархистских органов – петроградского «Буревестника», где ведущую роль играл Вольф Гордин, один из «знаменитых братьев», «Дела народа», которым руководил Волин (Всеволод Эйхенбаум, брат Бориса), «Вольной жизни» Аполлона Карелина, направленной на обсуждение проблем культуры, и даже от «Жизни» Алексея Борового и Якова Новомирского, которая могла похвастаться такими сотрудниками наивысшего уровня, как Алексей Лосев42

, – от всех них газета «Анархия» отличалась не столько тем, что вела постоянный культурный отдел, сколько тем, что сумела привлечь к себе группу виднейших и сильнейших по тому времени художников-новаторов.

Уже в апреле-мае 1918 года, вскоре после первой крупной акции ЧК, направленной против анархистов, «Анархия» была арестована цензурой, а в июле окончательно запрещена. Но за те несколько месяцев, пока она выпускалась, авторами её регулярного раздела «Творчество» были художники Алексей Ган (который вёл раздел), Казимир Малевич, Владимир Татлин, Александр Родченко, Иван Клюн, Алексей Моргунов, Надежда Удальцова, Ольга Розанова, поэты Баян Пламень, Александр Струве, Александр Святогор-Агиенко, будущий основатель анархистской группы «биокосмистов-имморталистов». В «Анархии» параллельно с пролеткультовскими изданиями печаталась «Поэзия рабочего удара» Алексея Гастева; старый металлург и революционер, большевик Гастев выступал на совещаниях ВСНХ от имени анархо-синдикалистов43 (анархистский профиль Пролеткульта освещён мало; далее мы вкратце вернемся к достойной отдельного исследования проблеме близости путей Гастева и Гординых).

Написавший для газеты «Анархия» около двух десятков статей Малевич заявлял:

Мы раскрываем новые страницы искусства в новых зорях анархии […]

Знамя анархии – знамя нашего «Я» и дух наш, как ветер свободный, заколышет наше творческое в просторах души44.

Возникает термин «анархо-художники». Пример заразителен. За ним следуют имажинисты; в 1919 году Вадим Шершеневич, Анатолий Мариенгоф, Сергей Есенин, Александр Кусиков, Николай Эрдман, Сергей Третьяков печатают под шапкой «Анархоискусство» подборки своих стихов в анархистском журнале «Жизнь и творчество русской молодёжи» (а Шершеневич войдёт в его редколлегию). В Харькове образуется группа «анархо-футуристов»45

; её лидер Андрей Андреев, известный «неонигилист», член редакции петроградского «Буревестника», часто пишет в «Анархии».

На её страницах резко критиковались художники, которые работали в разных наркомпросовских инстанциях (Альтман, Штеренберг), а также группа Маяковского и «Газеты футуристов», за политизацию, точнее – за этатизацию искусства. «Новая власть надевает на нас новые цепи: министерства искусств, комиссары искусств, художественные секции», – жаловался в «Анархии» Родченко46.

Эпизод с «Анархией» доказывает, что даже такие сторонники большевистской власти, как Родченко, шли к ней совсем не столь прямо, как утверждала легенда, которую они во многом помогали создавать47.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное