Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

По данным Российской Исторической библиотеки, в лучшее время тираж газеты «Анархия» составлял 20–25 тысяч экземпляров, распространявшихся и в провинции51. Перечитывая её сегодня, можно без особого преувеличения сказать, что её профиль задавали взгляды и кипучий темперамент Аббы Гордина. Её неизбежная противоречивость – революционная творческая неожиданность – попытки сочетать соблюдение своей программы с требованиями дня представляют огромный интерес для историка бунтарства. Газета осуждает шкурничество и бандитизм, но подводит под захваты домов теоретическую мотивировку («это не то, что не преступление, а самый настоящий правовой акт»52, убеждал Абба). Клеймя действия ЧК и декрет Троцкого о восстановлении смертной казни, она регулярно выходит под лозунгом: «Долой расстрелы безоружных, кто бы они ни были». Но высмеивает журналистов, требующих свободы слова: «Свобода слова! Лицемеры, когда будет свобода слова, вы первые сомкнёте ваши нечистые уста»53

. Она резко протестует против продразвёрстки, угадывая в ней будущую войну против деревни. И вообще выступает против войны. Но беспрестанно зовёт к безжалостному подавлению реакции. Когда к Петрограду подошли немцы, газета объявляет набор в Чёрную гвардию: советскую власть надо спасать от контрреволюции. Но тут же уточняет: «Мы против советов принципиально. Мы не пойдём в советы. Но мы не пойдём против них, а мимо них»54.

Название заметки, написанной в ответ на критику со стороны большевиков, резюмирует позицию газеты: «Мы против». Гордин приводит цитату из «Известий»: «“Анархия” неисчерпаема в своём словесном походе против советской власти» и указывает на бессмысленность сочетания «советская власть». Если «совет», то не власть, и большевистская власть дает не советы, а приказы; с логической точки зрения «советская власть не существует»55. Характерное рассуждение. Газета была окончательно запрещена месяц спустя.

Дом Анархии описывается в апокалиптических тонах не только советскими писателями. Приведём отрывок из книги эмигрантского писателя А. Ветлугина (В. Рындзюна) с живописными портретами тех, кто взял в свои руки «кормило анархического движения»:

…«бр. Гордин» (псевдоним В. Гордина) – вождь «непримиримых» московских анархистов, помогавших свергнуть Временное правительство и немедленно восставших и против большевистской власти […] – маленький хромой человечек. Прыщавый, золотушный, с гноящимися ушами, весь в струпьях и ранах – во время октябрьских боёв он попал под сабли казачьего разъезда – «бр. Гордин» превосходил и Мартова, и Бухарина: первого – безобразием, второго злостью. Убийственно метко сказал о нём А.А. Боровой: «Гордин, конечно, русский Марат, но ему не страшна Шарлотта Корде, потому что он никогда не принимает ванны!»

[…] Как бешеный верблюд он заплёвывал всех и всё. […] Понадобились деньги – и Гордин, не колеблясь ни минуты, организует налёты на частные квартиры56.

В этом рассказе очевидца описан как будто «В. Гордин», то есть Вольф, но не он, а Абба действовал в Доме Анархии. Не Вольф, а Абба был ранен во время октябрьских боёв. Не только Ветлугин смешивал братьев. Упоминания о них попадаются часто, но недостоверные и путаные, и у советских, и у постсоветских, и у западных авторов.

Абба Гордин проживёт и проработает в Америке три десятилетия, будет заниматься организацией еврейского анархистского движения, изданием журналов и книг на английском языке, на иврите, на идише, будет работать в редакции самой долговечной анархистской газеты, еврейской «Фрейе Арбетер Штимме». Он приедет в Израиль в конце 1950-х гг., начнёт издавать там анархистский журнал «Проблемы», погрузится в учёные штудии. Абба Гордин – дядя израильского национального героя Давида Разиэля, последний могиканин русского революционного анархизма, – получит мировую известность. Иерусалимская «Краткая еврейская энциклопедия» поместит о нём статью57 (которая заменит справку предыдущего, берлинского издания о его отце). Ему принадлежит несколько книг воспоминаний58

, написана его биография59, есть мемуарные очерки о нём. О его деятельности, особенно в последние годы жизни, много рассказано в сравнительно недавней работе о еврейских анархистах60.

Тем не менее в обиход даже о нём попало много недостоверной или ошибочной информации.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное