Читаем Анархия в мечте. Публикации 1917–1919 годов и статья Леонида Геллера «Анархизм, модернизм, авангард, революция. О братьях Гординых» полностью

Опыт бунта против отца и традиций, опыт мятежа, тюрьмы, погромов, войны, разрушения: вот что формировало братьев. Но не только это.

В те годы революционная деятельность не отнимала у Вольфа и Аббы всего времени. Они продолжали изучать философию, социологию, психологию, этой страсти учиться не мешали даже аресты (в 1906 году Абба попал в ту же тюрьму, которую освобождал в 1905). Кроме Штирнера (в воспоминаниях Абба говорит, что знал тогда «Единственного» чуть ли не наизусть) и Ницше, влияние на них оказали и другие мыслители, среди них же хорошо тогда известные в России французские зачинатели современной социологии Жан Габриэль (в русских переводах просто Габриэль) Тард и Жан Мари Гюйо. Первый возродил и ввёл в обиход (до Дюркгейма) термин «аномия», обозначая им социальное состояние с пониженным контролем, которое благоприятствует открытиям72

. Тард утверждал, что развитие человечества определяют две силы: подражание и творчество (своей трактовкой подражания он предварил теорию имитации Рене Жирара). Нам кажется, что именно раннее увлечение Тардом скажется у Гординых применением его идеи о силах исторического развития для концепции «революции как творчества».

Второй философ, Жан Мари Гюйо, близкий к анархизму теоретик воспитания и творчества, считал, что жизнь обладает энергией, которая позволяет объединить социальное, коллективное, с индивидуальным; он провозглашал «нравственность без обязательства и без санкции»73. Эта мысль, подробно обоснованная у Гюйо посредством социологии, как нам кажется, повлияла на интерес Гординых (особенно Аббы) к вопросам морали и права. Неслучайно Кропоткин называл Гюйо основателем анархистской этики74

.

Братья не только читают, но и пишут философские сочинения, если всерьёз брать название труда, о котором они сами сообщают: «Видимость и реальность» (по-немецки: “Schein und Wirklichkeit”). Однако чистая философия их не удовлетворяет. Помня о примере Толстого, братья принимаются за обновление педагогики. В 1908 году они открывают в Сморгони экспериментальную школу «Иврия» (на иврите) и ведут её до начала войны. Их писательская деятельность открывается учебниками для еврейской молодёжи и открытыми письмами о реформе школы на иврите и на идише; за этот период насчитывается десяток таких публикаций.

Первые книги на русском языке вышли в 1909 году; они дополняют друг друга: «Система материальной и относительной естественности»75

направлена против Песталоцци, главного в то время педагогического авторитета; «Подражательно-понимательный метод для обучения грамоте», опираясь на Толстого и Тарда, предлагает учить чтению не по буквам и не по звукам, а усваивая написанные и произнесённые вслед за учителем целые слова и фразы76. Уже в этих брошюрах, подписанных «Бр. В. и А. Гордины», можно найти главные черты их будущей системы не только в области педагогики77
. Они работают интенсивно, ведут неумеренно резкую критику авторитетов, организуют издательство (в том же 1909 году Вольф выпускает номер анархистской однодневки: опыт газеты вскоре пригодится), быстро печатают небольшие по формату вещи, предназначенные либо обосновать некую практику, либо ей непосредственно служить. Уже здесь явна их главная идея: проскочить требующую ненужного усилия подготовку к какой-либо задаче и взяться непосредственно за её осуществление, обучаясь по ходу действия и целостным, интегральным способом. Практика как источник отношения к миру (нечто похожее утверждал эмпириокритицизм, в особенности Эрнст Мах, против которого почти буквально в тот же момент, в 1908 году, с такой яростью борется Ленин). Это убеждение станет основой анархистской программы Гординых.

Те шесть лет, что разделяли открытие и закрытие школы, по воспоминаниям Аббы, братья работали всегда вместе. Они не только революционеры, педагоги, философы. Они к тому же и поэты, они горят поэтической страстью.

Их хороший портрет схвачен в книге сына одного из классиков еврейской литературы Гилеля Цейтлина – Элхонена Цейтлина, Оказывается, в 1912–1914 годах Гордины приезжали к Гилелю в его дом в Юзефове близ Варшавы, где велись своего рода литературные мастерские78.

Перейти на страницу:

Все книги серии Real Hylaea

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное