Читаем Андрей Тарковский. Стихии кино полностью

Поскольку, по убеждению Тарковского, актеры не могут целиком воплотиться в персонажах и поэтому не могут действовать свободно и спонтанно в ситуациях, возникающих перед камерой, он предпочитал, чтобы они вообще не действовали и внешне совсем себя не выражали. Как он однажды объяснял, «то, как я скажу “я вас ненавижу”, будет ведь зависеть не от моей ненависти, а от того, что такое я и как я чувствую себя в этот момент, зависеть от моего состояния, и сейчас я это вам скажу так, а через пять минут я вам эти же слова скажу иначе. А такой-то актер скажет эти слова точно так, а не иначе, и разбуди его через двое суток, он вот так же скажет: “Я вас ненавижу”. Потому что он играет идеологию своего характера или своего поступка, а не чувство. Идеология – это потом, это результат творчества, а вовсе не материальная его структура, не плоть, не мясо»

[343]. Актер Тарковского – это, собственно, чистая плоть. Подобно Хари-2 в «Солярисе», с помощью актеров персонажи Тарковского стремятся попасть во время, приобретя память и надежду хотя бы в восприятии зрителя, посредством экрана.


После «Сталкера» Тарковский поначалу не знал, как превратить этот кульминационный триумф в новую отправную точку. Он стал лектором во Всесоюзном институте кинематографии, рассказывал будущим режиссерам о стихиях кино. Он ездил по всему Советскому Союзу на встречи со зрителями, где он обсуждал «Сталкера» и представлял будущие проекты, главным образом «Ностальгию» и экранизацию «Идиота» Достоевского, в качестве достаточно дальней перспективы: «В принципе, что-то мне не очень хочется снимать кино», – признавался он. «Конечно, я буду снимать, мне некуда деваться. Но пока не хочется. То ли я устал от кино… Не знаю…»[344] Но Тарковскому удалось разогнать чувство творческого утомления, совершая путешествие, которое породит новый замысел. Этот момент отражен в кратком фильме «Время путешествия».

В начале фильма Тонино Гуэрра встречает Тарковского у себя дома в Риме, читает ему новое стихотворение, и они обсуждают планы на день. Тарковский сразу начинает жаловаться на все натуры, которые они уже видели; в резком монтажном стыке мы видим, как они вдвоем рассматривают южные итальянские города Амальфи и Лечче. Постепенно выясняется, что у Тарковского и Гуэрры уже выработан довольно подробный замысел фильма. Они обсуждают картину Пьеро делла Франчески «Мадонна дель Парто» («Мадонна деторождения»), и в одном кадре мы видим папку с надписью «Ностальгия», в которой, как можно предположить, лежит сценарий будущей картины. Вторая часть фильма выдержана в духе первичного плана «Зеркала», то есть как фильм-опросник. Гуэрра задает Тарковскому довольно обыденные вопросы – например, кто на него оказал наибольшее влияние и что он посоветует молодым режиссерам. Кадры беседы перемежаются с воспоминаниями и фантазиями, связанными с замыслом «Ностальгии». Пространное обсуждение декоративного пола, который им так и не удается посмотреть, служит поводом упомянуть имя русской княгини, жившей в Италии; ее зовут Елена Корчакова, что, судя по всему, подсказывает фамилию героя фильма Андрея Горчакова. Видное место в фильме занимают долгие панорамы Баньо-Виньони, ставшего одним из главных мест съемок «Ностальгии».

Фильм сильно отличается от всех остальных фильмов Тарковского прерывистым монтажом звука и образа, где длинноты чередуются с резкими переходами. Запечатлев мозаичный пол в одном древнем храме, камера внезапно оказывается в автомобиле, едущем по деревенской дороге. Мы слышим громкий звук тормозов, как будто перед автокатастрофой, но тут же видим спокойно улыбающегося Тарковского, затем зелень, а затем пустую клетку во дворе дома Гуэрры. Когда они принимают участие в веселом обеде на улице вместе с неизвестными итальянцами, мы слышим звуки уличного движения, звон посуды и бутылок, а затем и шаги ребенка, который идет с воздушным шариком в руках. Порой звук совсем отсутствует. Фильм отчасти отсылает к традициям экспериментального кино, отчасти даже к приемам кино любительского.


Андрей Тарковский и Тонино Гуэрра. Кадр из фильма «Время путешествия» (1982)


Перейти на страницу:

Похожие книги

Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов
Новая женщина в кинематографе переходных исторических периодов

Большие социальные преобразования XX века в России и Европе неизменно вели к пересмотру устоявшихся гендерных конвенций. Именно в эти периоды в культуре появлялись так называемые новые женщины – персонажи, в которых отражались ценности прогрессивной части общества и надежды на еще большую женскую эмансипацию. Светлана Смагина в своей книге выдвигает концепцию, что общественные изменения репрезентируются в кино именно через таких персонажей, и подробно анализирует образы новых женщин в национальном кинематографе скандинавских стран, Германии, Франции и России. Автор демонстрирует, как со временем героини, ранее не вписывавшиеся в патриархальную систему координат и занимавшие маргинальное место в обществе, становятся рупорами революционных идей и новых феминистских ценностей. В центре внимания исследовательницы – три исторических периода, принципиально изменивших развитие не только России в XX веке, но и западных стран: начавшиеся в 1917 году революционные преобразования (включая своего рода подготовительный дореволюционный период), изменение общественной формации после 1991 года в России, а также период молодежных волнений 1960-х годов в Европе. Светлана Смагина – доктор искусствоведения, ведущий научный сотрудник Аналитического отдела Научно-исследовательского центра кинообразования и экранных искусств ВГИК.

Светлана Александровна Смагина

Кино
Публичное одиночество
Публичное одиночество

Что думает о любви и жизни главный режиссер страны? Как относится мэтр кинематографа к власти и демократии? Обижается ли, когда его называют барином? И почему всемирная слава всегда приводит к глобальному одиночеству?..Все, что делает Никита Михалков, вызывает самый пристальный интерес публики. О его творчестве спорят, им восхищаются, ему подражают… Однако, как почти каждого большого художника, его не всегда понимают и принимают современники.Не случайно свою книгу Никита Сергеевич назвал «Публичное одиночество» и поделился в ней своими размышлениями о самых разных творческих, культурных и жизненных вопросах: о вере, власти, женщинах, ксенофобии, монархии, великих актерах и многом-многом другом…«Это не воспоминания, написанные годы спустя, которых так много сегодня и в которых любые прошлые события и лица могут быть освещены и представлены в «нужном свете». Это документированная хроника того, что было мною сказано ранее, и того, что я говорю сейчас.Это жестокий эксперимент, но я иду на него сознательно. Что сказано – сказано, что сделано – сделано».По «гамбургскому счету» подошел к своей книге автор. Ну а что из этого получилось – судить вам, дорогие читатели!

Никита Сергеевич Михалков

Кино