Аромат времени. Философское эссе об искусстве созерцания

Арендт развивает свою проникновенную идею действия в условиях того исторического процесса, в ходе которого человек вырождается в animal laborans. При модерне человеческая жизнь, согласно ее тезису, принимает форму коллективного жизненного процесса, который не оставляет никакого пространства для индивидуального действия. От людей требуется теперь только автоматическое функционирование, «как если бы жизнь индивида уже полностью погрузилась в поток жизненного процесса, правящего жизнью рода, и как если бы единственно активное, индивидуальное решение заключалось уже лишь в том, чтобы неким образом отпустить себя, отрешиться от своей индивидуальности, <…> чтобы, тогда уж вполне “успокоившись”, тем лучше и беспроблемнее “функционировать”»¹⁵⁸. Труд вводит индивида в жизненный процесс рода, который продолжается за пределами индивидуального действия и решения.

В пику пассивности animal laborans Арендт взывает к действию. Деятельная жизнь противопоставляется «самой мертвенной, самой стерильной пассивност[и]»¹⁵⁹

, в которой грозит кончиться Новое время, начинавшееся со столь многообещающей активации всех человеческих способностей. Однако Арендт упускает из виду, что пассивность animal laborans представляет собой не противоположность деятельной жизни, а именно ее обратную сторону. В этом плане упор на деятельную жизнь, которую Арендт связывает с действием, не порождает никакой силы, направленной против пассивности animal laborans, поскольку деятельное бытие прекрасно уживается с коллективным жизненным процессом рода. В афоризме с заглавием «Главный недостаток деятельных людей» Ницше пишет: «Деятельным людям обыкновенно недостает высшей деятельности – я разумею индивидуальную деятельность. Они деятельны в качестве чиновников, купцов, ученых, т. е. как родовые существа, но не как совершенно определенные отдельные и единственные люди; в этом отношении они ленивы. <…> Деятельные катятся, подобно камню, в силу глупости механики»¹⁶⁰

.

Хотя Арендт и отмечает, что при модерне жизнь все больше отворачивается от vita contemplativa, она не размышляет далее об этом процессе. Она делает vita contemplativa ответственной только за то, что все формы проявления vita activa равно нивелируются до простого труда. Арендт не признает, что суета и беспокойство жизни при модерне во многом связаны с утратой созерцательной способности. Тотализация vita activa

также замешана в «убыли опыта»[116], о которой сожалеет сама Арендт. Чистая активность обделяет опытом. Она возобновляет одно и то же. Тот, кто не способен приостановиться, не имеет доступа к Другому. Опыт преобразует. Он прерывает повторение того же самого. Восприимчивыми к опыту становятся не оттого, что становятся активнее. Для этого скорее нужна особого рода пассивность. Нужно позволить обратиться к себе тому, что ускользает от активности действующего субъекта: «Получить опыт чего-либо, будь то вещи, человека, Бога, – это значит, что оно случается с нами, что оно встречается нам, настигает нас, сбивает с ног и преобразует нас»¹⁶¹.

Отношение Арендт ко времени неизменно характеризуется господством над чем-то. Прощение как внушительный поступок – это «власть», которая состоит в том, чтобы начать время заново. Оно освобождает субъекта действия от прошлого, от темпорального груза, готового связать его навсегда¹⁶²

. Обещание делает будущее просчитываемым и доступным, защищая его от непредсказуемости. С помощью прощения и обещания субъект действия овладевает временем. Властный характер действия на глубинном уровне связывает его с другими формами vita activa, а именно с производством и трудом. Сила «вторжения»¹⁶³ присуща не только действию, но и производству с трудом.

Бытие (Sein) не возникает из деятельности (Tätigsein). Действие само должно содержать в себе моменты приостановки, чтобы не костенеть в голом труде. В повороте дыхания между действиями содержится тишина. В приостановке поступка, в момент промедления действующий субъект узнает о необъятном пространстве, которое предшествует решению действовать. Вся контингентность действия наваливается на субъекта действия лишь в момент медлящего отступания перед поступком. Решимость действовать, не знающая промедления, слепа. Она не видит ни своей собственной тени, ни своего Другого. Хотя промедление и не является позитивным деянием (Tat-Handlung), оно конститутивно для самого действия. Не бо́льшая деятельность, а способность-к-приостановке отличает действие от труда. Тот, кто не способен медлить, – это рабочий.