Асафетида

Вернувшись, хозяйка поставила на столик серебряный поднос с печеньем в стеклянной вазочке, двумя кружками и чайником, после чего сняла с ноги тапок и погрозила собаке. Та взвизгнула и метнулась под стол с поджатым хвостом и явно переигранным испугом.

— Всё в порядке, — вмешался Точкин, — она просто пообщаться хотела.

Наталия только махнула рукой. Гость отхлебнул из фиолетовой чашки с золотым зодиакальным кругом.

— Душица, чабрец, мята, и еще что-то. Тмин? — Попытался угадать он.

— Белена. Всего один цветочек, — стала оправдываться чародейка, когда Николай с подозрением уставился на нее. — Из природных средств это лучшее успокоительное. Вам сейчас как раз нужно.

Едва только гость протянул руку к шоколадному печенью, собака выбралась из-под стола и встала столбиком. В этой позе она была похожа на сурка-перекормыша. Дрожащей от напряжения вытянутой лапой попрошайка отчетливо указала на угощение на столе.

— Ей можно?

— Обойдется!

Точкин виновато развел руками. Собака ответила обиженным взглядом.

— Вы Марии Егоровне с Иваном помогали, я знаю.

— Помогала, — помолчав, призналась Наталия, — и ей на грех, и себе. Всё с этой мелиорации началось. Кому оно надо было?! Колхозы уже разваливались. Отступиться от этой белой топи следовало-то по-хорошему, а Сергей Никитич, председатель наш новый, компромиссы взялся искать. Церковь вот построить решил.

Не сам он придумал, конечно. История такая есть, то ли легенда, что в Пскове, где детский парк сейчас, в древности белая топь была. А князь Довмонт, когда в Псков из Литвы пришел да крестился, решил ее извести: мешала она городу. Там вокруг болотина была сплошная, и только два холма, как раз по краям белой топи. Вот и велел Довмонт на каждом холме по церкви деревянной построить. Теперь вместо них каменные стоят. Ну одна, точнее, осталась сейчас. А в самом парке, рассказывают, если чуть поглубже копнуть, то и почвы нет — одни кости.

Бабка моя, Царство Небесное, говорила: в таких белых топях дух в плоть претворяется, животворенье происходит, но и наоборот тоже. Как последней, мол, не станет, так и всему миру конец. Я и по телевизору тоже недавно видела, ученые что́ открыли: раньше думали, что жизнь в мировом океане произошла, когда еще суши не было, а сейчас говорят, что не в океане, а в болотах. В старину много их везде было, а теперь и не стало почти. Не болота — это, конечно, если по-научному, — поправилась Наталия, — а только так называют их. Что там под этим туманом белым, никто не заглядывал. Но, кто шел, те рассказывали: как по живому ступаешь, будто по червям копошащимся, или по змеям — ощущение такое.

— А я слышал, что не возвращается из этой топи никто. Неправда, значит?

— Это смотря кто. Возвращаются, конечно. Сила у этих болотец особая есть, великая. Любую болезнь, какая врачам не под силу, исцелить могут — на то и животворные. Чтобы сделать такое, колдуну надо вещь взять — любую, простую тряпочку обычно берут, — пойти в белую топь и заговорить ее. Потом человек больной тряпочку эту к болячке своей приложит — и всё проходит у него. Белая магия называется. Вот только зайти-то в такую белую топь всякий может, а, чтоб выйти, жертву надо принести, что ли. Душу живую человеческую. Обычно колдун младенца там чьего-нибудь оставляет, а вместо него матери выдолбка подкладывает. Знаете, как их делают?

— Чертовы четки, молитва нечистая, вода мертвая, ногти, с покойников стриженные… — Начал перечислять Точкин.

Наталия глядела на него с удивлением.

— Архип Иванович, выходит, белую магию практиковал? — Спросил он.

— Еще как! Рубли лопатой с ней греб! Младенцы-то у нас в районе и век помирали, чаще у пьяниц всяких. Большинство даже не догадывались, что Архипа это рук дело, а для него белая топь эта — что золотник была. Как избавиться от нее в правительстве сверху решили, стал как волк злой ходить. Потом люди сказали: в Порхове морг разломали, я сразу и поняла: ногти ему понадобились, да сразу в большом количестве.

Деток в следующий год девять человек в колхозе померло: говорили, что эпидемия, только никто не мог из врачей болезнь определить. Архип в это время стращать начал местных, что это сама белая топь против людей поднялась. Сначала старого председателя погубил, а потом за батюшку Георгия взялся, который приехал строить церковь по приглашению Сергея Никитича, нового начальника. Против священника не смог он людей настроить, тогда выдолбка ему и подкинул. А тетя Маша и схватила сдуру.

Орал он у нее день и ночь. Из новых островских соседей кто-то покрестить внука насоветовал, да только поп с деревяшкой ейной из собора ее выставил. Тогда тетя Маша в колхоз мне телеграфировала. Мы сами уже на чемоданах сидели. Василий, муж мой, Царство Небесное, давно в Пскове на заводе работал, в общежитии холостяцком жил, и в деревню только на выходные приезжал, а тут как раз комнату в малосемейке выхлопотал.