Асафетида

Когда из жаровни потянулась вверх долгожданная струйка сизого дыма, Димитрий поставил на место чашку с ладаном, протер очки и тихим камерным пением благословил священный сосуд. Воздух вокруг понемногу терял прозрачность, наполняясь дымом священной смолы.

Димитрий раскрыл свой старинный требник и запел ектению. Сначала всё было спокойно, но потом что-то мелькнуло в дыму слева от Точкина. Хрустнуло стекло. Николай с нарастающим смятением заозирался по сторонам. «Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». На небесах в квадратном проеме над их головами клубились тучи, недобро завыл ветер.

Только на последних словах панихиды Димитрий с досадой вспоминает о том, что перед началом обряда забыл надеть наперсный крест. Николай послушно протягивает ему золотое распятие. Когда священник пытается взять его, рука с растопыренными пальцами застывает вдруг в задымленном воздухе, как будто ее свело параличом.

В этот же миг Точкин заметил, как сгусток дыма в нескольких шагах позади от Димитрия обрел очертания женского тела. Из своего мешка под ногами Николай достал деревянный крест и расправил бечевку.

Спотыкаясь на обломках кирпича, он стал подбираться к ведьме и не увидел, что оцепеневший Димитрий тем временем пришел в движение. Точнее сказать, двигаться начали только его руки, а сам он продолжал стоять в той же позе с лицом, обращенным немного вверх, и только в смертельном ужасе вращал глазами по сторонам.

Одна из рук священника взяла кадильницу, а другая сковырнула с нее металлическую чашу, в которой плавился ладан. Золотой сосуд оказался перед его лицом, и он на секунду почувствовал губами жар из открытой жаровни. Как будто сам собой рот широко распахнулся, и в горло святого отца из кадила посыпались горящие угли.

Призрак стоял прямо перед Точкиным. Он примерился и набросил крест. Чудо свершилось, дух претворился в плоть, и обгорелое тело девушки с деревянным распятием на груди рухнуло ему под ноги. Николай успел только мельком взглянуть на ведьму и тут же обернулся на душераздирающий вой за своей спиной. Он не сразу понял, что произошло, но потом среди обломков кирпича увидел пустое кадило.

Несчастный Димитрий катается на спине, кричит и молотит руками по острым камням. Николай достал мобильный из кармана шинели, но пальцы так дрожат от волнения, что он не может набрать «03». И тут телефон выскальзывает из рук.

Наклонившись за ним, он слышит звук голосов за спиной и оборачивается. Двое молодых мужчин в форменных полицейских бушлатах быстро поднимаются по горе обломков. За ними едва поспевает девушка-курсант с огненно-рыжими волосами и непокрытой головой.

Через полчаса врач «скорой» осматривает священника, которого полицейские побоялись трогать и оставили лежать на камнях. Тот уже не издает звуков, кроме хриплого дыхания. Рыжая курсантка подбирает кем-то раздавленные в суете батюшкины очки:

— Выживет?

— Как Бог даст, — вздыхает врач. — Данные по нему есть?

По обморочному лицу священника ручейками стекает пот.

— Отец Димитрий его зовут, — вступает в разговор Точкин.

— А по паспорту?

— А по паспорту неизвестно. Он в Троицком соборе сегодня заутреню пел.

Доктору с медсестрой из «скорой» потребовалась помощь сержанта, чтобы уложить на носилки потерявшего сознание Димитрия. Пропуская носилки, рыжая курсантка посторонилась, неожиданно наступила на что-то мягкое, и теперь с отвращением глядит себе под ноги.

— Интересно, — к курсантке подошел сержант и вместе с ней разглядывал находку. Точкин выглянул у полицейского из-за плеча и притворно ахнул.

Труп с плохо развитым торсом мог принадлежать девочке или женщине малого роста. Верхняя половина тела была совершенно изуродована огнем, лицо кое-где выгорело до кости. На груди у обнаженной покойницы сержант заметил деревянный крест, по размеру значительно крупнее обычного нательного.

Следователь, которого вызвали пэпээсники, появился почти сразу после отъезда «скорой».

— Мы вдвоем были. Я в собор зашел ладана купить, он меня увидел в лавке и попросил помочь какое-то таинство провести, я даже не понял, какое, — начал оправдывающимся голосом рассказывать ему Точкин. — Здесь он зажег кадило, и, когда оно разгорелось, углей себе в рот насыпал.

— Сам? — Молодой полицейский в штатском недоверчиво посмотрел на Николая. По чину он был лейтенант, как и допрашиваемый.

— Сам. Он с самого начала себя необычно вел. Крест зачем-то снял, богохульствовал.

В допрос встрял сержант:

— Зачем вы сюда полезли вообще?! Объект аварийный! От кого, по-вашему, холм загородили?!

Точкин в ответ виновато пожал плечами.

— Документы предъявите, — снова подал голос следователь.

Он принял из рук Николая военный билет, пролистал его и вернул с выражением сочувствия на лице.

— О женском трупе что можете сообщить?

— Ничего.

— Из города в ближайшие дни уезжать не собираетесь?

— Никак нет.