Асафетида

— Мне про него одна преподавательница из института рассказывала, но совсем немного.

— Его еще просто Черным называют. Или просто Владимиром. Но лучше никак называть не надо. Что с его именем на устах будет сказано, то всё исполнится. Но сказавшего постигнет страшная участь.

«Княжья грамота», или просто «Князь» — такое имя носил берестяной документ, известный в чернокнижных кругах с древнейших времен. Как выяснил Точкин, оригинальный текст содержал дюжину заклятий на древнем языке, все — обращенные к Черному Владимиру. Подлинник утрачен, но точно известно, что написан он был не на кириллице, а еще на допотопной глаголице.

До наших дней документ дошел только в виде отдельных заговоров, которые за тысячу лет расползлись по домашним гримуарам запасливых деревенских ворожей. Обращались к этим заговорам редко. В отличие от обычного волшебства, применять которое может лишь колдун с особым даром, могущественные заклятья из княжьей грамоты доступны простым смертным, но отплатить за услугу придется самым дорогим, что есть у человека, — собственной бессмертной душой.

Точкин тут же заинтересовался предметом столь необычного колдовства и выяснил, что заклинание на воззвание мертвых, которым он чуть не воспользовался, было едва ли не самым безобидным из всех.

Наталия рассказала, что с помощью княжьей грамоты можно получить неограниченное богатство, власть над людьми в любой земле, или способность прорицать будущее на век вперед. Тому, кто решит стать провидцем, нужно всего лишь найти двух близнецов-мальчиков, выпить их кровь и сказать несколько древних слов, обратившись при этом лицом к северу в ночь при растущей луне.

— А еще я про князя белорусского слышал, который двенадцать женщин в церкви сжег и перестал стареть. Это тоже, наверное, из княжьей грамоты обряд? — Задал вопрос Точкин.

Наталия подтвердила его догадку и еще рассказала, что сожжены должны быть не любые женщины, а только почему-то познавшие мужчину христианки. Перед этим в храме читается специальная молитва, в которой будущий престарец отрекается от образа Божьего, по коему сотворен, и бренного дара Его — человечьего века.

— Ликотрупие, известно вам, что такое? Заболевание, ну или вроде того.

Точкин отрицательно покачал головой.

— Это когда Лик Божий, образ Его, в человеке истлевает. Ну а как истлеет он, вы сами понимаете, что остается.

Точкин вопросительно посмотрел на Наталию.

— Зверь лютый! — Подсказала она. — Волколачить они начинают, вот что! Кто раньше, кто позже. А пределом им чертов век положен: 666 лет.

— Не такие уж и нетленные они, значит, — сделал заключение Точкин, — раз своей смертью, как заведено, умирают.

— Да какое там своей! Охотник на такого волколака найтись должен, который заставит его судьбину принять. Оружие против этих бессмертников одно — серебро, но только не абы какое, а кованое. В самое сердце вогнать надо его, иначе никак. Иглу обычно берут, ну или гвозди тоже. В глубокую старину и мечи, говорят, ковали.

— А если не найдется в срок такого охотника, или одолеет его волколак, то тогда что?

— Да Бог его знает, что!

— Не думаете, что Архип тоже может быть из этих, из волколаков? — Осторожно спросил Точкин.

— Да что вы! Коли бы он оборачивался, то про это не только в «Красной Руси» знали бы, но и во всем Порховском районе. Люди деревенские не то, что городские: всё видят, всё подмечают. Да и сам не стал бы он всё время среди людей жить, волколаки не любят этого. Просто дрянь-человек, без всякого волшебства.

За окном снаружи начинало темнеть. Стараясь не наступить на крутившуюся под ногами собаку, Точкин осторожно пошел к выходу. Когда он оказался в прихожей, взрослые сыновья переместились из маленькой кухоньки в зал, где на тумбочке стоял телевизор покрупней.

Хозяйка квартиры заглянула Точкину в лицо перед дверью:

— Бог вас ко мне привел, чтоб спасти.

— Случайно визитка в кармане оказалась, — пожал плечами Точкин.

Наталия невесело почему-то рассмеялась:

— Вы мне́ про случайности будете говорить?

На прощание он потрепал шелковые собачьи уши и вышел в подъезд.

Пока он был в гостях, на лестничной клетке кто-то успел наплевать семечек. Николай с неодобрением посмотрел на мусор.

С улицы Народной он вышел на Розы Люксембург и двинулся в направлении областной больницы. По его прикидке, туда должны были доставить пойманную им в церкви непокойницу. Городское пространство вокруг вело себя предсказуемо, но всё равно Точкин на ходу сунул руку за пазуху и проверил деревянный кругляшок с неровными краями, трижды освященный и заговоренный на крови ведьмы.

Из школы возвращались старшеклассники с сумками, возле здания суда курили судьи в одинаковых пальто. За магазином «Чайный дом» в торце старой четырехэтажки Точкин свернул на улицу Горького. В эту секунду в городе вспыхнули фонари.

Несколько зданий областной больницы были построены в разные годы в широком русле реки Великой. По лестнице с железными перилами он спустился на территорию клиники и направился к главному корпусу.

Глубже фойе внутрь здания проникнуть ему не удалось.