Асафетида

Через панорамные окна на лестнице открывался вид на реку Великую. Набережную дальнего берега от жилых домов за ней отделяла древняя крепостная стена. Желтые огни подсветки стены роняли на черную воду зловещий отблеск.

На третьем этаже сразу за входом в «хирургию» располагалась нужная им ординаторская. Доктор без маски, который вышел к капитану навстречу, носил аристократическую фамилию «Трубецкой» и усы с аккуратной бородкой. Без единого слова он провел посетителей в какой-то нехоженый коридорный аппендикс и отпер замок.

Консилиум из хирурга, двух реаниматологов и главврача удостоверил у пациентки полный перечень признаков смерти и разошелся ни с чем. Лечить было нечего. Образцы тканей в контейнерах собирались отправить в два московских НИИ, а само тело пока что переместили в больничную подсобку. Интуитивно находку в церкви связывали с бушевавшей в городе эпидемией неизвестной болезни. Любые контакты, кроме завизированных главврачом, были под строжайшим запретом.

— В респиратор лучше не блевать, — с заботой предостерег Александр, капитан полиции.

Шагнув в безымянную дверь, доцент сделал вдох, но сдержался и только сразу поднял глаза на серый с трещинами потолок, потом перевел взгляд на стену. Окон в помещении не оказалось. Площади едва хватило на то, чтобы втиснуть койку и трехногий табурет в потеках белой краски. В углу стоял огнетушитель.

— Хочеши мя, Андреи Валентиновиц?

Услышав свое имя, Велесов вздрогнул и опасливо глянул на источник звука. Обгорелый девичий труп, укрытый простыней до подбородка, улыбался доценту с больничной койки коричневыми и сморщенными, как сушеные финики, губами.

Капитан дождался, пока к лингвоэксперту вернется дар речи, и подсказал:

— Вы тоже ее имя спросите.

Выяснив, что пострадавшую зовут Варварой, Александр раскрыл блокнот, который уже держал наготове.

С остальными сведениями было труднее. Что такое фамилия, Варвара не знала, замужем не была, детей не рожала, а все известные ей родственники на момент допроса были давно мертвы. Даже года рождения, не говоря уж о точной дате, она назвать не смогла, а на вопрос о возрасте ответила:

— До зела.

Доценту удалось установить, что пациентка разговаривает на псковском диалекте древнерусского языка: на это указывало характерное цоканье, и еще целый ряд маркеров.

— Этого не может быть просто, — пробормотал капитан, хотя на первом допросе сам предположил что-то подобное.

— Отвити крест. Тяжкыи вельми.

— Про крест какой-то говорит, — перевел доцент, — жалуется, что тяжелый очень.

— У нее на шее крест деревянный. С ним доставили. Если надо, можем и снять, наверное, — все трое обернулись к Трубецкому.

Доктор не возражал.

Вниз по изуродованному огнем телу пополз белый покров простыни. Велесов не стерпел и зажмурился, а, когда заставил себя открыть глаза, то обнаружил троих мужчин, стоящих над пустой койкой. Прапорщик Захаров с совершенно потерянным видом крутил головой по сторонам. У хирурга Трубецкого лицо обмякло как под местной анестезией и даже рот был приоткрыт.

На вопрос доцента о том, что случилось, капитан пробормотал что-то в свой респиратор и не глядя протянул ему вещь, которую сжимал в кулаке. На ощупь она оказалась неожиданно холодной, но в остальном представляла собой ничем не примечательное наперсное распятие, изготовленное из мягкой древесины и покрытое прозрачным лаком. Велесов покрутил предмет перед глазами и машинально сунул в карман. Капитан отряхнул руки.

В салоне «Козла» стоял запах перегара. Майор Коваленко крепко спал и открыл глаза, только когда Велесов забрался на заднее сиденье рядом с ним.

— Допросили? — Зевнул майор. От печки, которая работала в салоне на полную мощность, разморило бы и трезвого.

— Исчезла она, Михал Михалыч, — капитан стащил респиратор с потного лица и с пассажирского места обернулся к начальнику, — крест с нее сняли — и исчезла.

— И на хера сняли?

— Сама попросила, — виновато ответил капитан.

Коваленко потянул руку вперед:

— Видео дай погляжу.

— Так камеру Петров забрал.

— И телефон твой тоже?! Язык хоть определили? — Раздосадованный начальник обернулся к Велесову.

Доцент во второй раз, теперь уже с майором, поделился своими лингвистическими наблюдениями. Коваленко медленно переварил услышанное:

— Это, получается, годы какие?

— Век XV–XVI.

— Точно?

— Плюс-минус сотня лет.

Несмотря на жару в салоне, распятие нисколько не нагрелось в кармане и холодило кожу черед пиджачную ткань. Перед светофорами водитель включал мигалку, и не прошло десяти минут, как старый полицейский джип затормозил перед длинной девятиэтажкой на улице Коммунальной.

Внутри Андрей Валентинович поднялся к лифту, нажал на кнопку и услышал за спиной звук открывающейся подъездной двери. С улицы вошла соседка из смежной квартиры. Заметив доцента, она поздоровалась с ним из-под своей медицинской маски, не стала подниматься к лифту и осталась стоять внизу перед дверью. На свой восьмой этаж он ехал один.