Ассы – в массы

О.К. Тенденция идей восток-запад на тот момент себя изжила, и мы с Андреем Медведевым решили развить идею «Север-Юг» – и не в том марсианском воинственном ключе, как она обычно подавалась. Сблизить на культурном аспекте через аполлоническую линию. И поэтому какое-то время я устраивал пингвиньи выставки на Пушкинской. Ну – пингвин, стиляга, денди, странная нелетающая птица. Не каннибал, как белый медведь. Оказалось, что «пин гвин» в переводе «острое крыло» был известен в виде северной птицы, но остались они только на южном полюсе. На севере, тех же альков или бескрылых гагар выбили китобои. Били все потому, что они беззащитны по максимуму. И поскольку Антарктида – это материк, есть почва для размышлений и выстраивания мегакосмической структуры, с которой интересно было работать. В итоге это вылилось в выставку в музее Арктики, снабженную книжкой-каталогом. Нам тогда пошла на встречу замечательная женщина, которая спасла этот музей в период полураспада страны. Тем более, что здание, построенное при Екатерине, по сути являлось единоверческим храмом. После этого выставка поехала на Южный полюс, проработав целый год на станции «Беллинсгаузен», а потом вернулась в музей Арктики. А параллельно шло движение неоакадемистов, ноги которого росли из «Академии всяческих искусств». К нему периодически примыкали, периодически отмыкали, а Андрей Медведев там выступал в роли профессора рисования, а я, конечно же, манкировал все это дело, потому как не считал нужным влезать в педагогику, предпочитая неформальное общение. Открывались ниши, все маркировалось и последовательно фиксировались. В чем и проявлялась концептуальность, с которой все ньювейверское восьмидесятых и начиналось.

Демократизация общества принесла с собой свойственные революционным временам свободы, и безусловно все это отразилось в творческой среде, развилось, переросло и ушло в поиски религиозных основ, поскольку остались в памяти духовные искания предыдущих поколений. В период девяностых произошло воцерковление этих исканий руками нынешнего поколения, и конечно же, все это произошло не без контроля и вмешательства со стороны властных структур, которые всегда рылись около творческих маргиналов. И опять же, в силу юных лет многих деятелей восьмидесятых и их подросткового задора произошли те самые события и проросли те самые искания (может, кто-то назовет их отклонениями), которые синтезировались и смешались между собой. Мне же нынешние времена напоминают смесь хай-тека и арт-деко, ривайвел после длительного исторического витка. Мощно сей феномен сейчас муссируется массовкой – может быть, просто настроение такое. Не надо со счетов сбрасывать и кометы, вызывающие общие обостренные настроения. Есть в этом некая закономерность, но так можно и до искусства негритянского и музеефикации себя любимого договориться…

Олег Флянгольц

Режиссер, активный участник коммуникаций восьмидесятых. Автор клипов групп русского-рока и фильмов «Просто ты хочешь знать» и «Безразличие».

О.Ф. Родился я на улице Люсиновской, недалеко от Добрынинской площади, на которой некогда была культовая «Пельмешка».

М.Б. Да, только «Шашлычка». Та, в которую под закрытие приходил мужичок с баяном и суровые, неухоженные мужчины как по команде доливали в пиво крепкого и, смазав горло, негромко затягивали репертуар системы – «Ты не вейся черный ворон»…

О.Ф. Ну, может, и «Шашлычка» – все равно теперь на этом месте какую-то хрень построили, которая тряпками торгует, как, впрочем, много где. Хотя мне больше помнится «Шашлычка» возле Даниловского рынка, хоть там такого хора и не было. Но, так или иначе, такие уличные стекляшки и забегаловки вспоминаются и отдают теплом в сердце. Жизнь там была параллельная, особая.

Хулиганствующий элемент на улице присутствовал, но не сказать что много. Хотя, если сейчас так прикинуть, народу, проживавшего в районе от Добрынинской до Павелецкой, вышло в люди немало. То есть районы что-то тогда еще значили, и это был достаточно нормальный социально адаптированный, но живой край. Папа мне часто рассказывал про уличные тусовки Замоскворечья, куда входили тогда еще будущие пародисты-юмористы Хазанов и Иванов. Эти районы соприкасались и почему-то все вместе считалось центром города. Жил, значит, я в этом центре вплоть до того времени, как пошел в школу. Отец с матерью развелись, и я переехал в Чертаново, которое в семидесятые активно строилось и было краем города. Одноименная станция метро открылась на праздник, поэтому и запомнилось 7 ноября 1983 года. До этого добирались до «цивилизации» автобусами по Варшавке и Каховке. Причем рядом с метро находился большой яблоневый сад, который спускался к реке Чертановка. На этих районах кипела своя жизнь, но, возможно, плотность или что-то другое влияло, но я просто не припомню, чтобы кто-то махался район на район, как я застал в тогдашнем Ленинграде. Дрались, конечно, и были свои местные звезды хулиганства, но как-то локально.

Олег Флянгольц, середина нулевых. Фото из архива автора