Ассы – в массы

М.Б.

Видимо, желание пробудить сознание было обосновано условиями, в которых оказалось достаточное количество деятельных людей, и которое совпадало с бессилием официоза. Который ранее боролся с проявлениями инакомыслия, а в этот период сам решил приспосабливаться к новым условиям неизбежных перемен.

К.М.

Именно так; вот поэтому и получился такой массовый всплеск, после выставки, после которой начался переговорный процесс, дабы каким-то образом взять весь этот резонанс под контроль. Инициативная группа была вызвана на переговоры; товарищ Селезнева, которая курировала этот сектор культуры, категорическим условиям постановила, чтобы ни на одной из выставок не было Миллера… Меня, конечно же, поставили в известность, чтобы я сильно не светился, и Ковальский, выдвинувшийся в актив и организовавший ТЭИИ, меня изначально сдвинул в андеграунд. Может быть, и к лучшему, не знаю. Началась нездоровая самоцензура, которая отрицала всяческую самодеятельность и радикализм.

Я тогда под одну выставку сделал объект «Выцелованно-выплаканно», представлявший из себя подушку, продавленную в форме лика и залитую слезами, аллегорическую с плащаницей Христа, и я ее подложил на готовящуюся экспозицию. Для Ковальского этот ход оказался слишком неожиданным и резким, что породило серию вопросов в мою сторону. Я объяснил свою концепцию, на что он сказал, что он, конечно же, извиняется и все понимает, но надо это как-то удобоваримее оформить. Мне импортировали все эти культурные реверансы в виде понимания и извинений за ситуацию и я перевернул экспозиционный полый кубик и попросту спрятал туда подушку… Вот на таких забавных нюансах строились взаимоотношения в этот период, и в этой серии последующих официальных выставок некоторые из моих работ (как мне кажется, вполне заслуженно) оказались к месту и стали хитами. О них говорили и писали, а потом появилась картина «Леннон и дети». Потом же началось то, о чем все так любят говорить, но не совсем понимают.

Условиями разрешенности выставок был официальный запрет тем, связанных с религией, политикой и порнографией в советском понимании, то есть эротики. Нападкам подвергались кресты, элементы государственной атрибутики на полотнах, требующих осмысления и обсуждения. Всего этого официоз боялся и старался пропускать только те работы, которые, по их мнению, не смущали бы простых обывателей, тем более, не заставляли их думать, что противоречило самым основным концепциям авангардных течений. А мое творчество всегда носило атрибутику социальных моментов, потому как, в общем-то, писал я про вполне конкретную окружающую действительность, что и было залогом успешности некоторых работ. Ну, носили некоторые картины определенный налет здорового стеба, но под разряд какой-либо антисоветчины это никак не попадало. Для трезвомыслящих людей. Но, увы, традиция домысливать то, чего на самом деле нет, в советском обществе культивировалась давно. И вот выставленная мною в ДК Кирова абсолютно безобидная картина принесла одновременно и известность, и кучу дополнительных проблем. Поначалу на нее никто не обратил внимания, потому как – сидит себе дядечка с детьми… Запретного комиссия не усмотрела, и картина вызвала исключительно положительные эмоции, но когда народ впер в цитатную игру, и повалил смотреть именно ее, параллельно хохоча и обсуждая все вокруг, – скандал случился неимоверный. С занятий смотреть эту картину сорвался целый курс университета; тут уже пятый отдел КГБ переполошился и, вызвав Ковальского, стали ему читать нотации, вразумительно ничего не объясняя. Просто картина принесла более широкий резонанс, чем они предполагали, и надзирающие органы просто перебздели перед столичным управлением, так как о ней уже начала говорить пресса. К тому же, будучи восемнадцатилетним пацаном, у которого уже что-то начало получаться, я впервые озвучил тезис «дай!»… То есть, если я хоть чего-нибудь добился, то дай хоть чего-нибудь взамен. При этом подразумевалась не денежная компенсация достигнутого, но какого-то признания усилий, будь то внимание или поддержка; но это не происходило, а скорее, наоборот, любые претензии воспринимались с недоумением.

М.Б. Не стоит забывать и то, что в стране уже ушел из жизни Леонид Брежнев, и в преддверии социального хаоса номенклатура предприняла последнюю попытку закрутить гайки неуправляемых движений, в том числе запретив ряд музыкальных исполнителей.