Иногда происходили легкие касания и контакты облачных комиссаров с папуасами в коридоре. Папуас жестом руки останавливал лаборанта, сверля буравчиками мутных глаз, затем обнажал каким-то образом уцелевший от татуировок участок тела и просил при возможности заполнить его изображением барса или Николая Угодника. Однажды утром во входную дверь постучали. Папуасы попрятались, и лаборантам пришлось самим принимать вторжение киносъемочной группы, которая ничего не изменив в интерьере, снимала на кухне жизнь одесской коммуналки двадцатых годов. Лишь на фасаде дома напротив, на который выходило кухонное окно, нарисовали волны и схематических рыбок. Последствием этих съемок была страшная пьянка бандерши с папуасами на деньги, полученные за аренду кухни. В процессе гулянки папуасы устроили дуэль, не поделив между собой бандершу, а та не справилась с задачей выбора кавалера и повесилась на пояске шелкового китайского халатика. На утро наряд милиции опечатал наши двери. Однако уже вечером мы вскрыли печати, чтобы забрать остатки наших пожиток. На этот раз холсты мои остались целы, но исчез старый ламповый усилитель, самодельная цветомузыка и кальян. В комнате бандерши мы с Соболевым нашли мраморный светильник в виде избушки и старую граммофонную пластинку. Дома первым делом завели старый патефон, поставили найденную пластинку и опустили иглу на крутящийся диск. Это была запись инсценировки пьесы Островского «Волки и овцы». После нескольких секунд шипения пластинка заклокотала хриплым голосом героя: «А где моя удавка». Чтоб не поддаться мистическим настроениям, мы съехали с Чистых Прудов на следующий день.
М.Б.
Да, как-то в период 93-95-х годов прокатилась волна смертей. Помню, Алейниковы по мотивам работ Голосия сняли мультфильм «История любви Николая Березкина». Но сам он появился в Москве еще в конце восьмидесятых на «молодежке», вместе с Александром Ройтбурдом. Остальные представители «Южно-русской волны», ну кроме Ройтбурда и Войцехова, появились уже на рубеже девяностых. А как ты сам оказался в Киеве?А.Н.
В Одессу я стал ездить с 90-го года, туда меня первый раз вывез Лигерос, там я уже познакомился с Димой Дульфаном и Сашей Ройтбурдом, а потом ездил к Сереже Ануфриеву. Одесса – это отдельный разговор, я туда езжу и дружу с одесситами уже больше двадцати лет. Даже в каких-то арт-публикациях я встречал о себе упоминание, как об одесском художнике.М.Б.
Ануфриев тоже был одесситом и к этому времени уже инспектировал с Африкой памятники и Крым. Потом, по рассказу Преображенского, они инспектировали Шуховскую башню.А.Н.
Еще до этого в 1993 году у нас с Сережей Ануфриевым родилась спонтанная идея облазить знаковые высотки Москвы, «снять облачные пломбы». Вначале мы взобрались вместе с Кемеровским на открытые книги на Калининском. Затем на МГУ. И вот, однажды, взобрались на шпиль Котельнической набережной, и постояли, прижавшись спиной к звезде, и чувствуя какие-то энергетические токи небывалой сил. В общем, «Облачная Комиссия» посвятила. Каким-то мистическим образом в тот день перед нами распахивались все двери и замки. На следующий день мы повели туда компанию из мастерской Леши Беляева, там были девушки из группы «Пепси», Вета Померанцева, кто-то из Киева и Леша. Неудача поджидала нас на первом же этапе восхождения; была закрыта дверь в башню, мы вышли на улицу и тут вдруг произошел какой-то нервный срыв у Алексея, и он разбивает своим кованым башмаком огромное стекло витрины первого этажа. Моментально возникают люди в бронежилетах. Мы с Сережей, одетые в восточные халаты и тюбетейки радостно показали им свои пустые руки, но все равно тут же были скованны вдвоем одними наручниками. В отделении каждый из нас должен был написать сочинение на тему как все было. Я помню, что рассматривал майора через большой аквариум с красными рыбками, и лицо его чудовищно искажалось, так, что я едва сдерживал хохот. «Виновный» же переживал, что из-за него «всех вас посадят» и каждую минуту повторял оперу, что идеологической претензии к нему не имеет… Да, а потом у Кирилла Преображенского с Таней Диденко появилась идея слазить всем в валенках на Шуховскую башню. И до сих пор существует легенда, что Ануфриев таки туда и полез… Надо сказать, что Сережа Ануфриев аккумулировал вокруг себя некий энергетический смерч, в который попадали десятки людей. Он являлся неким проводником между искусством Питера, Москвы, Киева и Одессы. И я очень благодарен ему за те открытия, которые мы коллективно совершали в «период открытых небес» 1991–1993 годов. Я думаю, что многие люди присоединятся к моим словам.