Ассы – в массы

Курехин тогда сидел на каких-то заумных книгах про магию и алхимию и грузил этой темой всех подряд, особенно Тимура, но делал он это все убедительно и весело, и люди за ним тянулись. Меня он тогда тоже подтянул для участия в шоу, и я пару раз на сцене получил чем-то тяжелым по жбану в каске. И как-то мне это все не очень понравилось… Но там я уже встретил Гарика, который был в пальто из мокрой крысы в стиле шестидесятых, весь на западных красивейших понтах и с каким-то потусторонним гипнотическим взглядом и нечеловеческим драйвом. Меня он загипнотизировал сразу и манерами, и речами. Слова были настолько простыми и убедительными: мол, известные художники, рисующие стильные картины, не могут и не имеют права выглядеть как чуханы. Художник должен выглядеть лучше, чем картины, которые, по сути, являются приложением к его образу жизни. И такими телегами он в кратчайшие сроки прогрузил всех и ситуация стала меняться со стремительной скоростью.

Гарик придавал стиль и драйв ко всему, к чему прикасался; к тому же он одел большинство культовых персон в вещи из собственной коллекции. Африка, Густав, Тимур, Цой – все получили от Гарика инструкции по стилям, поведениям и новым эстетикам и за счет этого стали по-другому соотносить себя с окружающей действительностью. Другими словами, почувствовав стиль, стали уважительно относится к себе и к тому, что делали. Конечно же, это все отразилось на взаимоотношениях с официозом, который раньше смотрел на художников как на бедных хиппарюг и анархистов, а тут все вдруг раз и стали прилично одетыми ньювейверами… к тому же многие музыканты, поняв концепцию, стали тоже рисовать. Тот же Густав, Африка и Цой, ранее в живописи не отмечавшиеся. К тому же Гарик приехал с французами, которые живо интересовались искусством и помогали покруче Стингрей, что не могло сказаться на общей ситуации и «Поп-Механика» превратилась в костюмированное шоу, которое взяло курс на более значимые международные ориентиры. Я не буду говорить о том, как Гарик влиял на всех, но я могу сказать, что если Тимур придал смысл моему творчеству, Котельников форму и экспрессию, то Гарик придал мне и моим работам чувство стиля. Игра превратилась в стиль жизни и я думаю, что именно эту мысль Гарик доносил до всех, с кем общался.

Сам 85-й год был для меня достаточно сложным. Творческий процесс увлекал, но я не мог обозначить для себя ценности того, что я тогда делал. Просто делал и все. В этом же году на улицы города выползло из подполья неформальное сообщество, которое принято обозначать как панков. Я не знаю, куда делось большинство этих людей, но тогда это было новым шумным массовым явлением, и панки той волны были намного радикальней, чем хипповская среда 83-84-го года. Тогда я познакомился с Андреем Пановым, который часто захаживал к Юфиту и Котлу. При этом в Питере были популярны черные археологи, копавшие всяческую атрибутику, и эстетика фашизма как-то сама нашла своих потребителей после того, как официальная пресса начала обозначать маргиналов новой волны как фашистов. Меня от этих панко-анархистов отделяло только то, что те чудачили на улице и потом расходились по домам, а я оставался на улице.

По-моему, если был какой-то прорыв, то он в первую очередь случился на улицах; остальная творческая среда, состоявшая из зашуганных семидесятников, противилась этим новациям, особенно среда питерского рок-клуба, которая не давала возможности радикальным неформалам проникнуть на концертные площадки и всячески их поносила, втайне завидуя драйву нового поколения. В рок-клубе тусовались «Митьки», бывшие тогда на подъеме, пьяные, открытые, но не радикальные, Тимур их как-то на расстоянии держал. Помимо панков я общался и с рокобиллами Орехом и Комаром, и с Антоном Тедди, который держался несколько особняком. Радовал тогда все тусовки и Юра Скандал, одно появление которого возбуждал состояние подростков на улицах и тусовках, он всегда был в центре событий.

И вот как раз в этом году начались первые значимые выставки, заинтересовавшие иностранцев и местных культурологов. Приехал Вандервальдер из шведского посольства и стал отсматривать творческую среду.

Я тогда уже научился многому от своих более опытных товарищей и, как Кошелохов, ходил и дербанил старые диваны, грунтовал их и чем попало рисовал. Рисовал на коробках из-под холодильников, а однажды, Джо помог мне оторвать и скоммуниздить афишу от какого-то фильма, и я на ней нарисовал картину чуть ли не гуашью. Краски и кисточки я тоже не покупал и часто рисовал строительными красками. Исключение составляли картины, нарисованные у Тимура в мастерской. И вот секретарю шведского посольства та картина понравилась, и он мне дал даже какой-то задаток, а картина-то сыпалась прямо на глазах. И я, не долго думая, залил всю ее площадь клеем ПВА и она стала колом…