Закончил он свое выступление стихами любимого им Намыка Кемаля.
— Враг нацелил свой нож в грудь отчизны, — с пафосом прочитал он с юности запавшие в память строки, — и не видно того, кто спасет нашу бедную мать!
Сделав небольшую паузу, Кемаль поправился.
— Пусть враг целит свой нож в грудь отчизны, — с еще большим пафосом произнес он, — есть у нас тот, кто спасет нашу бедную мать!
В его голосе звучала страстная уверенность в своем и на самом деле высоком предназначении, и многим очень хотелось поверить в то, что этот голубоглазый человек с медальным лицом и на самом деле «спасет их бедную мать».
В тот же день было оглашено заявление о том, что местом пребывания Представительного Комитета становится Анкара.
Кемаль поселился в здании сельскохозяйственной школе за пределами Анкары.
Когда Али Фуад, командующий армейским корпусом Анкары, спросил Кемаля, нравитися ли ему его резиденция, тот ответил:
— Потрясающе. Я счастлив. Я совсем не устал. Увидев всех встречавших меня, я совершенно забыл об усталости!
Он устроил свое жилище вдали от города не случайно.
Слишком уж неприглядное зрелище представляла собой в те глухие времена Анкара.
Некогда процветавший на продаже шерсти ангорских коз городок прозябал в нищете.
Деревянные домишки, кофейни, чайные, убогие магазины, узкие грязные улицы — все это наводило тоску.
Через несколько дней школа превратилась в штаб-квартиру с телеграфом, занимающим целый этаж.
Кемаль окружен преданными соратниками, сопровождавшими его со Стамбула.
С некоторых пор среди них особенно выделялся молодой суровый офицер Реджеп.
После приезда Кемаля в Анкару в ней сложилось троевластие: власть оккупационных войск, власть губернатора, формально подчиненного султану, и власть Представительного комитета.
Но господство оккупантов доживало в Анкаре последние дни, власти султана здесь фактически никто не признавал.
У губернатора и султанского военачальника Али Фуада-паши не было войск.
Не лучше дело обстояло и у Представительного комитета, который в то время опирался больше на идеи борьбы против оккупантов, нежели на реальные возможности.
У кемалистов почти не было ни средств, ни военной силы.
В начале января 1920 года Кемаля посетил полковник Генерального штаба султанской армии Исмет-бей.
Старого знакомого Кемаля прислали обсудить с ним взаимоотношения с султанским правительством.
Сложно сказать, о чем думал в то время сам Исмет, но во время встреч с Кемалем он обсуждал перспективы развития борьбы против оккупантов.
Что вряд ли бы понравилось ему начальству.
Более того, перед возвращением в столицу Исмет-бей обещал Мустафе Кемалю отправлять в Анкару необходимую информацию о положении дел в Стамбуле.
Прибыв в Анкару, Кемаль продолжал издвавать свою газету, только теперь она называлась «Национаьный суверенитет».
Кемаль придавал печати огромное значение, считая ее «коллективным голосом нации».
— Печать, — говорил он, просвещает и направляет нацию, дает ей необходимую идейную пищу, способствует ее общему движению по пути к счастью. Она сама по себе и сила, и школа, и вождь…
В апреле Кемаль создал пресс-агентство «Anadolu Ajansi».
С этого времени агентство «Хавас-Рейтер» утратило свою монополию.
Отныне депеши анатолийского агентства стали поступать не только в бюро информации ислама, но и в комендатуры и канцелярии.
И теперь, выступая на том или ином митинге, Кемаль говорил принимавшим в нем участие, что наилучшим доказательством их присоединения к националистам будет подписка на «Национальный суверенитет».
Прекрасно понимая влияние информации, даже в стране, неграмотной на 90 процентов, он рассылал многочисленные телеграммы.
В них он требовал контролировать почтовую службу и препятствовать распространению правительственной и иностранной прессы, враждебно настроенной к националистам.
В мае Кемаль ввел цензуру, в чем ранее националисты так упрекали англичан, когда те ввели цензуру в Стамбуле.
Потепенно в Анкару стали пребывать депутаты-националисты, и Кемаль выступал перед каждой группой, а иногда и перед отдельными лицами с напутственной речью.
— К Турции, — говорил он, — должны быть применены принципы Вильсона. Блистательная Порта предала нацию, необходимо объединить и организовать национальное движение.
Идея была одна: фракция депутатов-кемалистов должна была выступить в парламенте с Национальным Обетом
Сам Кемаль, избранный в Эрзуруме, отказался от мандата и остался в Анатолии.
Последними уехали в Стамбул Рауф и Сами.
Из видных националистов с Кемалем остался только Али Фуад.
В какой уже раз он снова оказался в политическом вакууме.
Кемаль отправлял депутатов в Стамбул с тяжелым сердцем.
Он хорошо знал, как там умели обхаживать нужных людей.
Это ведь на нужды страны у правительства не было денег, а на подкуп нужных лиц оно их всегда находило.
— В стране, управляемой парламентом, — говорил по этому поводу сам Кемаль, — наибольшая опасность заключается в том, что некоторые депутаты могут быть куплены и завербованы за счет и во имя иностранных интересов…