Ататюрк. Особое предназначение

Короткий, но яростный мятеж консерваторов в Конье напомнил о том, что сторонники османского правительства хотя и потеряли всякую надежду на победу, но могут еще причинять вред.

Неспокойно было на границах с Армений, а греческие войска снова перешли в наступление.

Оставались только лояльно настроенные по отношению к Анкаре итальянцы и большевики.

И далеко не случайно один из командиров карабекировского корпуса заявил на встрече с секретариатом Полномочного представительства РСФСР:

— Мы только немножко красные, но мы хотим быть красными!

Но самым печальным во всей этой истории для Кемаля было то, что таких желавших «покраснеть» было достаточно, и некоторые из них уже открыто высказывались за принятие коммунистических идей.

— Нам совершенно непонятно, чего мы ждем? — вопрошал видный националист Дамар из Аданы. — И почему бы нам не провозгласить коммунизм и не вдохнуть в наш народ новые идеи и энтузиазм? Ведь у нас нет ни собственности, ни богатства!

Опасавшийся подобных настроений Кемаль говорил на закрытых заседаниях меджлиса:

— Намерение большевиков дружить с Турцией есть не что иное, как всего только лозунг, с помощью которого они собираются произвести впечатление на Запад и исламский мир! Но в то же самое время они сделают все возможное, чтобы как можно сильнее привязать к себе Турцию! И по сути дела, и у англичан, и у большевиков одна задача: так или иначе, завоевать Турцию. Только первые стараются сделать это с помощью оружия, а вторые — с помощью идей…

Но все было напрасно, и очень скоро дело дошло до того, что красный цвет стал самым модным, и многие прикалывали к своим шапкам красные банты и щеголяли в красных галстуках.

Особенно подверженными влиянию большевиков оказались черкесы.

Обещание Ленина дать свободу всем национальностям царской империи произвело на них впечатление, и самым горячим его сторонником стал их лидер Этхем.

По его собственным уверениям, он был одним из тех, кому Москва доверяла больше других.

Оно и понятно!

Ведь за ним стояли прекрасно вооруженные отряды, и с его помощью Москва очень надеялась оказывать известное давление на Кемаля.

В своем желании покраснеть не отставала от Этхема и «Зеленая армия», чья программа представляла собою ядовитую смесь из воинствующего ислама и социализма.

Он же финансировал в Эскишехире пробольшевистскую газету «Новый мир».

Однако сам Кемаль не спешил перекрашиваться.

— Когда мы принимали решение освободить Турцию и нацию от оккупации держав Антанты и завоевать независимость, — говорил он в меджелисе, — мы исходили из собственных соображений и опирались на собственные силы. Мы ни у кого не брали уроков и взялись за дело отнюдь не потому, что поддались чьим-то обманчивым обещаниям. Наша точка зрения и наши принципы общеизвестны, и это не большевистские принципы. Наши друзья считают, что нам следует стать большевиками. Но у нас свои традиции и свои принципы, которых мы придерживаемся. Мы поддерживаем связь с большевистской Россией. Да, большевики оказали нам материальную и моральную помощь. Но мы не нуждаемся ни в чьих поучениях. До сегодняшнего дня мы не думали, и тем более не предпринимали ничего, чтобы применить большевистские принципы к нашей нации…

Интересны слова Кемля «до сегодняшнего дня»…

Что это?

Обещание применять большевистские принципы, или очередной блеф?

Да и как их использовать?

— У большевиков свои идеи, — предельно откровенно говорил Кемаль. — Я не знаю их точно. Мы считаем, что справедливо использовать любую поддержку при условии невмешательства в наши дела…

Да и блефовать Кемалю было сложно, поскольку по сравнению с турками, которые нуждались во всем, у большевиков появились запасы оружия, брошенного армиями Деникина и Врангеля.

Саму же советскую идею он оценивал так:

— Объединить различные нации под одним общим названием, предоставить этим различным группам национальностей одни и те же права, подчинить их одним и тем же условиям существования и создать таким образом могущественное государство, — это блестящая и привлекательная политическая идея. Но она обманчива…

И, добавили бы мы, неосуществима…

Тем не менее, он продолжал играть роль человека, сочувствующего идеям марксизма.

«В тот день, — писал он в одном из своих посланий в Москву, — когда сознание преступности колониальной политики проникнет в сердца трудящихся масс мира, власть буржуазии кончится…»

И доигрался….

Настал день, и Москва весьма прозрачно намекнула на то, что поставка туркам золота, пушек, пулеметов и винтовок может быть увеличена после создания в Турции коммунистической партии.

По ее глубочайшему убеждению, создание компартии вело к дальнейшему сближению с Советской Россией и позволило оказать неоценимую помощь анкарскому правительству в деле «просвещения народных масс».

Кемаль не очень удивился, он уже давно ожидал такого преддожения своих «товарищей» из Москвы.

«Наши товарищи, — писал по этому поводу Кемаль Али Фуаду, — только что создали „Народную группу“ в Национальном собрании.

Нам не хотелось бы иметь политические группы вне правительства.