В ответ Франклин-Бульон пообещал, что французская сторона продаст Турции по заводской цене ненужное ей вооружение, и что оно будет оставлено французскими частями при выводе, так что турецким войскам при передислокации в эти районы не придётся перебрасывать запасы с греческого фронта.
Разногласия возникли и в вопросе национальных меньшинств, однако и здесь, как отмечает Сониел, кризис вскоре пришел к концу, так как Франклен-Буйон, получив инструкции из Парижа, согласился со статьями Национального пакта.
Стороны сумели договориться, и 20 октября в два часа ночи франко-турецкое Соглашение было подписано.
Французы не хотели использовать слово «договор», так как по договорённости с британцами они не имели права заключать сепаратного мира.
Конечно, французы были довольны.
Особенно если учесть, что французское правительство в переговорах с представителями Анкары при рассмотрении вопроса о Киликии всегда исходило из своих интересов в Сирии, стремясь скорее покончить с «дорогостоящей экспедицией» в Киликии, чтобы создать, надежные границы для Сирии.
Кемаль согласился на передачу Франции концессии на отрезок Багдадской железной дороги между Бозанти и Нусейбином, равно как и на различные ветки, построенные в Аданском вилайете, назначенной французским правительством группе со всеми правами, привилегиями и выгодами, в частности, касающимися эксплуатации и перевозок.
Кроме того, турецкое правительство было готово «рассмотреть с величайшей благосклонностью другие заявки, которые могли бы быть сделаны французскими группами на горные, железнодорожные, портовые и речные концессии при условии, что упомянутые заявки будут соответствовать взаимным интересам Турции и Франции».
Что получал Кемаль?
Тоже довольно много.
О международном признании его правительства ведущей европейской страной мы уже говорили.
Статья о немедленном прекращении военных действий и статьи об уходе французских войск по сути дела возвещали о военной победе турок.
Армяне, вернувшиеся в Киликию вместе с французскими войсками, предпочли вместе с ними и уйти.
21 декабря 1921 года турецкие войска вступили в Адану, 25 декабря — в Газиантеп.
Важную роль играло и то, что с точки зрения добычи оружия и боеприпасов кемалисты уже не были связаны только с русскими, а могли получать подобную помощь также с юга.
И последующие события показали, что отвоевание у французов Киликии имело существенное значение для побед, одержанных кемалистскими войсками в течение 1922 года.
Имело Анкарское Соглашение и секретные статьи.
Согласно последним, Франция должна была продать Турции оружие и боеприпасы на общую сумму 200 миллионов франков, в том числе 10 тыс. комплектов обмундирования, 8 тыс. маузеров, 5 тыс. лошадей, 12 самолетов, а также пушки типа «Creusot».
Вызывает сомнение слово «продать».
Да и чем, интересно, Кемаль, мог заплатить Парижу такие огромные деньги?
Значит, и здесь были какие-то тайные мотивы.
Все это говорит о том, что Кемаль становился выдающимся политиком, готовым ради процветания своей страны на все.
Изучая историю, начинаешь приходить к мысли, что жертвы, лишения, ложь и интриги оправданы только тогда, когда они направлены на благо той страны, которой служит тот или иной политик.
И почти всегда бессмысленно там, где люди лгут и жертвуют, как правило, другими, во имя личных амбиций.
Хотя порою найти грань между двумя этими понятиями весьма сложно, и только время рано или поздно все ставит на свои места.
Другое дело, что, к великому сожалению, чаще всего, это бывает все же скорее поздно, нежели рано…
Как того и следовало ожидать, Анкарское соглашение вызвало бурю всеобщего негодования, и слово «предательство» было на устах у всех.
— Предательство! — кричали французские правые, заклеймив этот «грубый и обидный выпад» против национальной славы.
— Предательство! — вторила им турецкая оппозиция, имея в виду, что Искендерун находится вне национальных границ.
— Предательство! — утверждали Лондон и Москва.
Лорд Керзон, министр иностранных дел Англии, обсуждая «сепаратный мир», пришел к выводу, что он «наносит урон авторитету Франции».
Насторожил Анкарский договор и большевиков.
Постоянно занятый Сталин сразу же нашел время для встречи с Али Фуадом и долго беседовал с ним.
— А какой все же истинный смысл этого франко-турецкого соглашения, — в конце беседы задал он тот единственный вопрос, ради которого и устроил эту встречу, — которое так обеспокоило всех нас?
— Подлинное значение соглашения с Францией, — не моргнув глазом, ответил Али Фуад, — это заинтересованность в том, чтобы разделить наших двух могущественных врагов…
Сталин невольно усмехнулся.
Этот турок бил его же собственным оружием, имя которому было лицемерие.
Ведь он сам семь месяцев назд на вопрос турецкого посла, в чем цель коммерческого договора, подписанного Москвой и Лондоном, ничтоже сумняшеся, ответил:
— Расколоть капиталистический фронт между Францией, США и Великобританией…
Насладившись реакцией советского вождя, Фуад добавил: