На берегах Сакарьи братская взаимопомощь была одним из важнейших факторов, обеспечивших победу.
Все так, и дело не в том, какие такнки идут в бой, а в том, кто сидит в этих танках.
Помните, у Симонова:
— Этот человек целый день отстреливался, — говорил один из немецких офицеров про героя повести «Парень из нашего города», — и мы взяли его только после того, как он потерял сознание. И после этого он смеет утверждать, что он француз…
Наверное, именно той жен причине ни один немец не повторил подвиг Александра Матросова и Николая Гастелло.
Все правильно, и побеждает, в первую очередь, сильный духом.
Если бы это было не так, мы никогда бы не победили под Москвой…
Интересно и то, что в это самое вермя Энвер находился в Батуми, поближе к границам с Турцией, чтобы оттуда начать вторжение в Анатолию «в случае поражения Кемаля на западном фронте».
Там Энвер провел съезд созданной им так называемой «Народной советской партии».
Он заявляет, что готов стать «авангардом социалистической революции на Востоке, итогом которой будет образование Советской Турции».
Но после победы на Сакарии, которая стала триумфом турецких националистов, шансов у Энвера на то, чтобы по-настоящему заявить о себе в турецкой (и международной тоже) политике не осталось.
Энвер переехал в Тифлис, где проводил время в уютных кофейнях за разговорами и чтением газет.
Однажды в центре Тифлиса ему повстречался Серго Орджоникидзе.
Историки утверждают, что именно Серго посоветовал Энверу отказаться от попыток свергнуть Мустафу Кемаля и заняться «подъемом революционного движения» в Туркестане.
Речь шла о возможности использовать нарастающее басмаческое движение для создания независимого «Единого Тюркского государства», куда вошли бы Бухара, Хива и Туркестан (Советский и Китайский).
В перспективе к данному государству планировалось присоединить и Турцию.
Так Энвер оказался в Средней Азии.
Кемаль вернулся в Анкару победителем, и все воприняли это как должное.
Национальное собрание произвело его в маршалы и присудило почетное звание Гази, какое давалось великим победителям и мусульманам, побеждавшим неверных.
Многие офицеры получили повышение в звании и награды.
— Турецкие солдаты, — говорила с трибуны меджелиса Мюфид Ферит, — вы в очередной раз поднялись, словно солнце на небе Независимости. Еще раз вы принесли нашим опечаленным сердцам священную веру и наполнили светлой радостью наши глаза, полные слез. Весь мир был против вас. Но вы благодаря вашему мужеству, вашей мощи и уверенности в правоте своего дела оказались сильнее всего мира. Да здравствует турецкий солдат! Солдат-победитель, священный герой, да благословит тебя Аллах!
Победа на Сакарье стала поворотным пунктом не только в жизни самого Кемаля, но и возглавляемого им движения.
Возможно, что турецкое национальное государство возникло бы даже в том случае, если грекам удалось взять Анкару.
Но для самого Кемаля подобное развитие событий означало бы политический крах, и он вряд ли стал бы тем самым признанным лидером нации, каким он, в конце концов, стал.
И он даже не сомневался в том, что после победы он сможет усилить влияние на людей, их умонастроения и на события.
После услышанных во всем мире залпов на Сакарье он превращался, возможно, в самую крупную фигуру на Ближнем Востоке, а и без того не очень-то прочный союз западных государств дал еще большую трещину.
Италия не только эвакуировала свои войска, но и начала приторговывать оружием.
— Я, — говорил Аристид Бриан во время боев на Сакарье, — не могу пока сказать, какую политику следует проводить по отношению к кемалистам для установления мира…
После победы он смог, и 20 сентября Франклин-Бульон вновь прибыл в Анкару в сопровождении двух французских офицеров.
Не все шло гладко на переговорах.
Буйон не жалел ни золота, ни лести, чтобы добиться от турок желаемых уступок.
Он хотел разрыва кемалистской Турции с Советской Россией, дружба с которой, по его словам, была несовместима с новым франко-турецким соглашением.
Советовал он Турции также усилить агитацию против Англии в Ираке, уверяя, что осложнения в этой стране могут сделать англичан более уступчивыми.
И на этот раз Франклен-Буйон столкнулся с решительной позицией Анкары в вопросах иностранных зон влияния, создании смешанной жандармерии в Киликии и особенно режима капитуляций.
Во время одной из встреч Франклен-Буйон спросил у Юсуфа Кемаля:
— Неужели турки думают, что они смогут отменить все капитуляции?
— Великое национальное собрание, — ответил тот, — никогда не позволит туркам сложить оружие до тех пор, пока капитуляции не будут упразднены.
Когда Кемаль сказал, что ратификация Соглашения может вызвать трудности в Великом национальном собрании Турции, так как новая линия границы оставляла на французской стороне район Искендеруна, населённый преимущественно турками.