Ататюрк. Особое предназначение

— Сообщите в Анкару, — приказал он, — что армия приветствует нацию с берегов Средиземного моря…

Окончательное поражение в войне сказалось на политической жизни Греции.

В греческой армии, эвакуированной на острова Эгейского моря, вспыхнуло восстание.

Руководителями движения стали полковники Николаос Пластирас, Стилианос Гонатас и адмирал Димитрис Фока.

Триумвират военных сразу перешёл к действиям и погрузив войска на корабли двинули их к Аттике.

Несколько военных аэропланов разбросали воззвания к народу от революционной армии над Афинами, Салониками, Ламией и Ларисой.

Восставшая армия 13 сентября высадилась в Лаврио и на следующий день беспрепятственно вошла в Афины.

Король Константин I поначалу пытавшийся противостоять восставшей экспедиционной армии, что привело бы страну к гражданской войне, был вынужден отречься от престола, и убыл в Италию, где через год скончался в Палермо.

Правительство ушло в отставку.

Королём был объявлен Георгиос II.

Было сформировано новое правительство во главе с Сотирисом Крокида, но фактически власть находилась в руках Н. Пластира, руководителя движения военных.

Был создан повстанческий комитет, в который к дополнению к существовавшему триумвирату, вошли полковник Лука Сакелларопулу и адмирал Александр Хадзикириаку.

Чтобы не допустить турецкую армию в Западную Фракию, для её обороны в Эврос был направлен генерал Ф. Пангалос.

Вся страна отмечала великое событие в своей новой истории, и депутаты с превеликим удовольствием сменили лежавшую на столе президиума меджлиса с 1920 года черную траурную скатерть на зеленую.

10 сентября адъютант вручил Кемалю послание от султанского правительства, которое… поздравляло его «с одной из самых величайших побед в истории Оттоманской империи!»

Тот недоуменно пожал плечами.

Как видно, в Стамбуле так ничего и не поняли.

Да и какая там еще могла быть «Оттоманская империя», когда речь давно уже шла о совершенно другой Турции!

Но куда больше его позабавило сообщение о том, что султан решил отпраздновать победу турецкого оружия в мечети вместе с… английским маршалом Пломмером, исполнявшим обязанности губернатора Мальты, куда еще совсем недавно англичане ссылали опальных кемалистов.

И из всей этой истории Кемаля порадовало только то, что стоявшие в почетном карауле офицеры, повернувшись к монарху спиной, громко прокричали:

— Да здравствует Мустафа Кемаль-паша!

Вместе с ними этот возглас снова и снова повторяла ставшая полностью турецкой Анатолия.

Однако сам Кемаль был далек от той эйфории, в какой пребывала страна.

Да и о какой эйфории могла идти речь, если Восточная Фракия, Стамбул и Проливы все еще оставались в руках оккупантов, а в Европейской Турции находилось 50 тысяч греческих солдат?

Что бы там ни говорили, но Клаузевиц был прав, и война кончалась только тогда, когда от армии противника оставалось одно воспоминание, и он решил идти ва-банк.

Все правильно!

Сейчас или никогда, и нельзя давать ни Союзникам, ни разбитой в пух и прах Греции ни минуты передышки.

И когда британский консул замучил его своими настойчивыми требованиями обеспечить безопасность подданным ее величества в Измире, Кемаль разыграл благородное негодование.

В довольно жесткой форме заявил, что ему странно слышать подобные требования до заключения мира.

— А разве Британия, — воскликнул изумленный консул, — находится с Турцией в состоянии войны?

— Можно подумать, — пожал плечами Кемаль, — для вас это новость!

Освободив Анатолию, Кемаль намеревался переправить армию на европейский берег, чтобы закончить освобождение всей страны, включая Проливы, Стамбул и Восточную Фракию.

Озадаченный консул поспешил откланяться и сообщил в Лондон о твердом намерении Кемаля продолжать боевые действия и войти в «нейтральную зону».

Однако английское командование воспротивилось этому, пригрозив продолжением военных действий.

С умолявшим его остановить продвижение турецких войск генералом Пелле Кемаль был еще откровеннее.

— Я, — заявил он, — не знаю на территории Турции никаких «нейтральных зон», и наши победоносные войска продолжат свое шествие!

Конечно, он блефовал и, как только весьма обеспокоенный генерал уехал, с грустью в голосе произнес:

— Наши победоносные армии… А ведь я даже не знаю, где они сейчас и сколько понадобится времени, чтобы собрать их!

Но блефовать он не прекратил и, постоянно пугая Союзников, продолжал передвижения войск в направлении Чанаккале.

Конечно, это была только видимая активность, и ни о каких провокациях с его стороны не могло быть и речи.

— Несмотря на нашу силу, — не уставал повторять Кемаль, — мы продолжаем проводить весьма взвешенную и умеренную политику и стараемся изолировать Британию. И хотя наши войска продвигаются к Стамбулу и Чанаккале, я предпочел бы мирное решение…

Пока озадаченные сложившейся на Проливах ситуацией Союзники раздумывали над тем, что им теперь делать, Кемаль решил сменить помещение для своего штаба, поскольку от трупов в заливе шел отвратительный запах.

10 сентября 1922 года стал знаменательным днем в жизни Кемаля.