Ататюрк. Особое предназначение

Если верить Исмету Боздагу, написавшему книгу о любви Кемаля и Латифе, тот сказал:

— В день прибытия я сказал Рушену Эшрефу, что буду очень сожалеть, если мы нанесем ущерб этому прекрасному городу, освобождая его. А сегодня он горит на моих глазах…

Латифе постаралась его успокоить.

— Да что значит этот пожар, — сказала она, глядя ему в глаза, — когда вам удалось осуществить свою мечту, и, благодаря вам, турецкий флаг раскрылся, словно цветок, на вершине крепости!

Она помолчала и произнесла те самые слова, которые Кемаль так надеялся услышать от нее:

— Я готова быть вашей рабыней до конца дней…

Любой западный мужчина на его месте обязательно бы ответил:

— Не рабыней, а госпожой…

Однако Кемаль был восточным мужчиной и ограничился тем, что обнял Латифе, и та доверчиво прижалась к нему.

Кемаль на самом деле в те дни казался влюбленным.

В белом костюме или кавказской рубашке он каждый вечер принимал друзей в «Белом доме» Гёзтепа.

На одной из вечеринок с Хусейном Рауфом и Али Фуадом Кемаль неожиданно сказал:

— После войны мы приобретем небольшой участок на эгейском побережье с виноградником, курами и заживем как петухи!

Друзья с изумлением переглянулись.

Это говорил тот самый Кемаль, который несколько дней назад отвергал советы Халиде Эдип отдохнуть и обещал бороться с оппозицией после поражения греков…

Можно подумать, что он не знал о том, что в стране все сохранялось двоевластие, а сообщения из Анкары приходили одно тревожней другого.

Там все громче и громче звучали голоса оппозиции.

Оно и понятно!

Ведь теперь, когда общая цель была почти достигнута, каждый из депутатов отстаивал свои собственные интересы.

И самое печальное заключалось в том, что никто из них даже и не помышлял о республике и собирался отдать все свои силы за сохранение так милого их сердцу султаната-халифата.

Помимо всего прочего, оппозиция и некоторые члены правительства стали все чаще выражать свое недовольство тем, что политикой занималось не предназначенное для этого правительство, а главнокомандующий.

И теперь все они требовали немедленного похода на Стамбул….

Но уже на следующий день они увидели прежнего Кемаля, сдержанного и жесткого.

Они не ошиблись, и Кемалю на самом деле было не до романтики.

И если с покинувшими Анатолию греками и выведшими свои немногочисленные войска из нейтральной зоны французами и итальянцами проблем не было, то англичане, вопреки указаниям из Лондона, остались в Чанаккале.

И теперь турецкие войска столкнулись лицом к лицу с английскими частями на границе нейтральной зоны, созданной англичанами у Дараденлл, чтобы отделить турок от греков.

В воздухе снова запахло порохом.

Черчилль, убежденный, что турки готовы начать наступление 30 сентября, потребовал от своих представителей в Стамбуле предъявить туркам ультиматум.

И можно только догадываться, какие чувства испытывал Кемаль, когда прочитал составленное Черчиллем коммюнике.

«Английское правительство, — говорилось в нем, — не допустит утраты Союзниками всех результатов победы над Турцией в мировой войне, не позволит кемалистам занять зону Проливов и применит против этого всю необходимую силу».

Бряцание английского оружия не испугало Кемаля.

Ему слишком хорошо были известны противоречия между западными странами, чтобы поверить в возможность новой войны.

Предпринятая Лондоном игра мускулами казалась ему попыткой не столько запугать его, сколько проверить на слабость.

Тонко чувствовавший ситуацию Кемаль решил сам мспытать нервы англичан.

Свой рискованный эксперимент он доверил отряду кавалерии.

Но все кончилось благополучно, и когда ворвавшиеся в нейтральную зону турецкие кавалеристы наткнулись на патруль английских гусар, те, вместо того чтобы открыть по ним огонь, затеяли… обмен подарками.

Теперь Кемаль точно знал, что ни о каких военных действиях не может быть и речи и наступил самый удобный момент добиться не только вывода всех греческих войск из Восточной Фракии, но и вообще всех иностранцев с турецких территорий.

И он оказался прав!

Конечно, англичане не хотели воевать, и их главной целью по-прежнему оставалось предложенное Кемалю Пуанкаре, Керзоном и Сфорцой перемирие.

— Знаете, — сказал по этому поводу Кемаль своему окружению, — в чем была истинная слабость прежних правителей? Мы никогда не добьемся независимости страны и родины, следуя советам, источник которых надо искать за границей и которые преследуют цель убедить нас в том, что нельзя добиться торжества нашего дела с помощью армии, войны и настойчивости. Такого рода случаи в истории неизвестны. Не может быть ни малейшего сомнения в том, что те, которые будут поступать вопреки этому, очутятся лицом к лицу перед роковыми событиями. В общем, благодаря действиям лиц, которыми владели подобные неправильные концепции. Турция с каждым веком, с каждым днем и часом шла по нисходящей линии и вырождалась. Если бы этот регресс происходил лишь в материальной области, это не имело бы никакого значения. К несчастью, регресс наблюдался и в моральной области. Несомненно, это был основной фактор, приведший нашу великую страну и великий народ к гибели…