Ататюрк. Особое предназначение

В конце января Кемаль приехал в Измир.

Его встретила Латифе.

В течение месяца она ухаживала за матерью Кемаля.

Надо полагать, что она очень надеялась на то, что мать оценит ее достоинства и посоветует сунны жениться на ней.

Была ли Зюбейде покорена вкусами Латифе и ее властным характером, не скажет уже никто.

Впрочем, Кемаль уже сделал свой выбор и без матери.

Еще в Бурсе он на вопрос хозяйки отеля, мадам Бротт, не собирается ли он жениться в Измире, ответил:

— Да, я женюсь. Дата моей женитьбы зависит of графика моей поездки…

Затем Кемаль отправился на могилу матери, где произнес надгробную речь в присутствии Кязыма Карабекира и Февзи и большой толпы.

Кемаль и здесь остался политиком и, если верить всему, что он говорил, то его мать была самой настоящей жертвой султанского режима, выплакавшей свои глаза из-за вечной боязни за него, брошенного султанскими палачами сначала в тюрьму, а затем отправленного в ссылку.

— Она, — вдохновенно говорил он, — практически ослепла от слез, а я не смог спасти ее из Стамбула. И вот мы встретились: ее тело мертво, но ее душа жива. Разумеется, я тяжело переживаю утрату. Но тем не менее, кое-что смягчает мою боль и успокаивает меня. Да, режим, уничтоживший мою мать и родину, исчез навсегда. Моя мать покоится в этой земле, но национальная свобода не погибнет никогда. И на этом святом для меня месте я клянусь в том, что отдам свою жизнь, если этого потребует родина…

Так самая обычная женщина превратилась в исторический символ.

29 января 1923 года около десяти человек собрались на свадьбу Кемаля и Латифе в доме тестя, несказанно обрадованного свалившимся на него счастьем.

Кади, религиозный судья, проводящий церемонию бракосочетания, спросил, какой выкуп готов заплатить Кемаль за невесту.

— Десять серебряных дирхемов! — назвал тот весьма скромную сумму.

— Недорого ты платишь за невесту! — воскликнул Кязым Карабекир.

После благословения, произнесенного кади, Кемаль пригласил своих свидетелей, Февзи и Кязыма, остаться на ужин:

— Я, сказал он, — хочу оценить таланты молодой жены.

— Но разве этот вечер не предназначен для развлечений? — удивился Февзи.

— Жена военного проводит вечер после свадьбы на кухне, — пожал плечами Кемаль.

Что там говорить, завидная перспектива для женщины, изучавшей право и читавшей Гегеля…

Кемаль равнодушно махнул рукой.

Даже сейчас Кемаль, судя по всему, думал не о первой брачной ночи, а о том, как приблизить те благословенные времена, когда свадьбы будут справляться так, как это принято делать во всем цивилизованном мире.

Да и не муфтия он желал бы видеть у себя за столом в столь торжественный день, а мэра города.

И Кемаль не был бы Кемалем, если бы и здесь не пошел против течения и, к великому негодованию священника, разрешил невесте присутствовать на церемонии с открытым лицом.

Ззаодно он еще раз больно стегнул по самолюбию пришедшего на свадьбу Карабекира, предложив ему. поработать председателем экономического конгресса в Измире.

Высоко оценивая свои заслуги перед родиной, Карабекир не терял надежды на то, что займет достойное место и будет определять политику страны.

А вместо этого его посылали на какое-то совершенно ненужное ему экономическое сборище.

И все же возмущаться он не посмел.

Судя по ее поведению, сама Латифе проводить время на кухне не собиралась.

Более того, она с первого же дня совместной жизни стала делать Кемалю замечания.

Как-то вечером Кемаль вместе с Латифе отправился в гости к его старому другу Эмин-паше, коменданту крепости Измира.

В просторном салоне, выходящем в сад, жена Эмина предложила гостям шампанское.

Кемаль с бокалом в руке уселся на диван перед окном, выходящим в сад и на улицу.

Время от времени он поглядывал в окно, где собрились узнавшие об его приезде люди и, в знак приветствия поднимал бокал с вином.

— Не показывай свой бокал, — недовольно заметила Латифе, — тебя видят с улицы!

Кемаль сделал вид, что ничего не слышал и продолжал пить вино на виду у всей улицы.

После того, как в течние вечера Латифе сделал ему еще несколько замечаний, жена коменданта заметила после ухода гостей:

— Этот брак долго не продлится…

Так оно и будет, но пока Кемаль и Латифе не расставались, и она пока еще снисходительно выслушивал ее нравоучения.

Все дело было в том, что образованная и прекрасно воспитанная Латифе олицетворяла для него все то, что хотел бы видеть Кемаль в турецких женщинах.

Сложно сказать, насколько это соответствовало истине, но по свидетельству многих авторов, Латифе была достойна внимания и уважения не только за свою красоту, но, прежде всего, за свой ум и отношение к окружающим.

Зато у всех тех, кто был свидетелем ее отношений с мужем, сложилось совершенно иное мнение.

Но пока до этого было еще далеко.

— Я, — говорил Кемаль, — хочу, чтобы турецкая женщина походила на американок…

Сложно сказать, где Кемаль видел американских женщин, и походила ли на американку Латифе, но один из его друзей, видя ту эйфорию, в которой пребывал Кемаль после свадьбы, отозвался о его женитьбе так:

— Он женился на идеале!

Если бы он только знал, как он ошибался…