Среди них оказалась значительная часть бюрократического аппарата республиканской Турции и многие деятели, составлявшие идейно-политическую элиту кемалистского режима.
Сюда входили бывшие османские чиновники и военные, высший слой интеллигенции, а в провинции — местная знать, прибравшая к рукам и землю, и внутреннюю торговлю.
Читатель, знакомясь с биографией крупного чиновника, политического деятеля, литератора, журналиста, с удивлением узнавал, что указанное лицо является «наследником семейного имения».
Кемалистская революция не ликвидировала, а узаконила различные формы владения движимым и недвижимым имуществом.
В собственность республиканского государства перешло по наследству от империи достаточное количество государственных и вакуфных земель.
Именно они становились базой земельных реформ и других форм распределения земли, которую давали переселенцам
К знати, продолжавшей захваты земель во время Первой мировой войны и освободительной борьбы, присоединялись и новые лица, оказавшиеся у власти в годы создания республики.
Турецкие авторы отмечают активное участие в захвате земель лиц, примкнувших к кемалистскому движению, среди которыхз была немало и членов Народно-республиканской партии.
В их руки перешли имения и поместья иностранцев, бежавших и зстраны, греков и армян, земли погибших солдат и офицеров турецкой армии.
Формулируя стратегию развития новой Турции, кемалисты подчёркивали, что речь идёт не об особом пути, а об ее движении к современной цивилизации.
По этой же причине весьма далёкая от консолидации новая власть по горячим следам после победы над интервентами оказалась готовой поддержать Кемаля и его ближайших сподвижников в проведении еще совсем недавно немыслимых в отсталой мусульманской стране подлинно революционных мер, направленных на решительную модернизацию всех сфер жизни турецкого общества.
И первым условием модернизации было создание светского государства.
В период национальной борьбы ставить вопрос об этом было преждевременно.
Ведь именно исламисты выступали в качестве активной антиимпериалистической силы в борьбе за независимость в Анатолии.
В период деятельности первого состава меджлиса в нём было весомо представлено и духовенство, поменьшеймере 20 % состава меджлиса являлисьулемами, 8 депутатов были шейхами
Понятно, что тогда и речи не было о каком-то негативном отношении к исламу.
Более того, он часто идентифицировался с национализмом, а национальные лозунги облекались и в религиозные.
Традиции, унаследованные из классической исламской культуры, продолжали жить во многих сферах духовной и культурной жизни турок — литературе, искусстве и философии.
Однако уже после Лозанны стало очевидным, что вера всё более активно используется политиками от религии — противниками кемалистов.
Стало понятно и то, что исламисты не в состоянии приспособиться к идеологической основе нового государства, а шариат — к принципам светского правового регулирования всех сторон жизни государства, общества и личности.
И как тут не вспомнить остроумное замечание турецкого историка Кары о «двух головах на одном теле».
В своих выступлениях Кемаль и его соратники постоянно подчеркивали, что ислам в то время ассоциировался не просто с халифатским, султанским режимом, но и со всем косным, отсталым, консервативным, что превратило Турцию в полуколонию Европы, а затем привело к военному поражению.
Речь, безусловно, идёт здесь об учёте европейского исторического опыта избавления от средневекового засилья церковников и реализации принципа «богу — богово, кесарю — кесарево».
Более того, появление уже в конституции двадцать первого года нового государства положение о том, что «власть без всяких условий принадлежит нации», означало то, что новое турецкое государство провозгласило свой идеологический выбор — место умета было передано нации.
Теперь кемалистам оставалось сделать последний шаг…
Как того и следовало ожидать, после унижения шейх-уль-ислама религиозная пропаганда против президента усилилась.
Чего здесь только не было!
И еврейские масоны, и разврат, и доведенная до самоубийства Кемалем Фикрие…
В мечетях стали еще больше говорить о его аморальности, пристрастии к вину и играм, и все чаще слышались открытые призывы не подчиняться свалившемуся на их головы безбожнику и всячески бороться с ним.
В знак своего согласия с клерикалами многие видные противники Кемаля демонстративно перебрались в Стамбул «под защиту халифа».
Обстановка накалилась до предела, и многие хорошо знавшие Кемаля только удивлялись его долготерпению.
— Разве можно, — говорил он, — в новом турецком государстве — Турецкой республике сохранять элементы и институты, которые в продолжение веков придали нации другой вид, чем тот, который она имела на самом деле? И если так будет продолжаться, будет совершена величайшая, никогда непоправимая ошибка в отношении дела прогресса и пробуждения народа! Все члены низложенной династии султаната и халифата со всеми их сторонниками, — говорил он, — все они являются врагами…
Кемаль возмущался, но действовать не спешил.