Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Обратившись к апологетике, которая помогла столь многим (например, «я всего лишь запутавшийся рабочий»), Курков, однако, наткнулся на стену недоверия. Вопросы так и посыпались – уж слишком его самоанализ не сочетался с известным его поведением: «Платформа оппозиции совпадала с действительностью в твоем мнении тогда, а теперь?»; «Ты считал небольшим преступлением подпись на платформе, и в то же время, конечно, сознавал, что это идет в разрез с линией большинства ЦК?»; «Считал ли ты разногласия программными или тактическими?»

«Платформу получил от Голякова и поверил ей, т. к. не имел достаточной теоретической подготовки. По крестьянскому вопросу, например, я, правда, в своей местности видел, что коммуны тают, но не учел роли кооперации в объединении крестьянства. <…> Я воспитывался на именах вождей Зиновьева и Каменева, и потому их отход от ЦК не мог не отразиться. Я не имел достаточного критерия для отповеди оппозиции».

Курков признался, что подписывал платформу «сознательно», благодаря «аналогии с Брест-Литовским миром, расценивая платформу тактическим маневром». То, что не сказал в бюро ячейки о распространении среди студентов таких документов, он считал «своим преступлением». Но фракционером – в его понимании – он не был: «Я никакую оппозиционную работу не вел, в заседаниях, собраниях нигде не участвовал, и общение мое с оппозиционерами чисто случайное, коридорного характера». Голяков не рассказывал ему о своей подрывной работе, потому что не считал Куркова своим.

Чем больше Курков оправдывался, тем меньше ему верили. «По части недоверия Голякова Куркову – дело сомнительное, – заметил Пивнев. – Раз давали читать и подписывать платформу, значит, считали своим единомышленником. <…> Я был о Куркове другого мнения. Сегодняшнее его поведение и ответы похожи на детский лепет. Нет логики и искренности».

«В ответах Куркова какая-то путаница, – согласился И. Я. Фельбербаум. – Нельзя установить, был ли он убежден или это было ошибкой вследствие временного влияния. <…>Нельзя поверить, чтобы человек, начавший жить коллективно с ранних пор, так легко перестраивал установившиеся у него взгляды, обосновывая их мелкими бытовыми явлениями, свойственными одной только местности. Нет полной искренности, тогда как он отлично сознает, что это необходимо в целях окончательного выявления оппозиционно настроенных элементов и полного искоренения».

Тут вступились доброжелатели. Образов поверил, что заблуждения обвиняемого были результатом серии случайностей, бытовых неполадок, которые часто затрудняли «неотесанных» рабочих: «Оформление оппозиционных взглядов у Куркова шло от частного к общему. Столкнувшись в жизни с мелкими явлениями ненормального положения, он принял это за повсеместное, укреплению чего способствовали обывательские жужжания. <…> Прочитав после этого платформу, он нашел в этом якобы подтверждение. Я уверен, что он говорит искренне о своем временном заблуждении, как то, что он говорит сейчас, но говорил и раньше, а потому, принимая во внимание, что он старый член партии (рабочий), а также что в бытность его на Рабфаке он показал себя стойким и выдержанным, считаю, что ему следует вынести строгий выговор». По этой версии Курков пришел к оппозиции недавно, индуктивным, а не дедуктивным путем. Это было смягчающее обстоятельство: у него не могло быть абстрактного, теоретического неприятия линии ЦК.

Такая линия защиты, несмотря на весь свой напор, не увенчалась успехом. Взыскатели не одобряли того, что им казалось чрезмерным милосердием Образова. Если сознание рабочего еще могло быть запутанным до съезда, то теперь оно должно было проясниться. Курков, однако, затруднялся вспомнить, подписал он платформу до или после того, как ознакомился со стенограммами съездовских заседаний. Если после, то его вина многократно возрастала.

Волков направил реконструкцию Курковым своих переживаний против него самого: «Нельзя поверить, что человек подписал такой документ, как оппозиционную платформу, основательно не помозговав и не усвоив ее. Здесь же в ответе мы слышали, что, если бы он усвоил оппозиционный материал, он был бы активным работником местной оппозиции».

Выступление Волкова было мягкой прелюдией к крещендо в его выводе: «Заявление Куркова – дипломатический документ. Он в нем не считает преступлением подписание платформы, а в ответах на вопросы говорит обратное. <…> Нет последовательности, а следовательно, искреннего признания». Со слов Кликунова, «Курков относится к такому сорту людей, которые копят мелкие ненормальности явлений жизни и потом в удобный момент бросаются ими как неопровержимыми вещественными доказательствами <…> я считаю ширмой какой-то, что Курков не считает себя оппозиционером, подписав платформу, полагаясь на авторитеты вождей. Вина Куркова состоит в подписании меньшевистского, идеологически невыдержанного документа, а также в скрытии от бюро ячейки подписания платформы и фракционеров, что является организационным переходом в другую партию. Во всех ответах и мотивировках чувствуется неискренность и выжидание».