Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

К добру ли, к худу ли, но при слушании дела Гриневича довлел подтекст, связанный с его классовой принадлежностью. Целители его души устроили что-то вроде медицинского консилиума, обсуждающего шансы пациента на выздоровление:

Фельбербаум

: Гриневича я знаю по выступлениям несколько лет, и везде он делал большую околесицу, зигзаги, он и сам прекрасно знает, что прямолинейности у него нет. Это потому, что он мало читает политической литературы и больше философствует да налегает на академику. С таким теоретически необоснованным багажом он вваливается в кашу и обычно выступает с мелкими непринципиальными вопросами. Нужно ему раз и навсегда предложить своевременно подчитать политическую литературу, чтобы всегда быть во всеоружии.

Кликунов: Формально к Гриневичу не подкопаешься, но все же последняя роль его в дискуссии говорит, что он не отдает отчета в последствиях своих выступлений. Во время лихорадочной борьбы внутри партии он, как всегда, выступил по мелочным вопросам и тем самым помогал лихорадить партию. Гриневич член партии с 17 года и все-таки смотрит на дискуссию как на момент, в который можно «поболтать». Бюро будет вправе поставить ему на вид за необдуманное выступление.

Образов

: Гриневич хороший парень, это несомненно, но что у него есть недостатки – это тоже верно. Недостаток и то, что не разобравшись сразу бросается, а потом, опохмелившись, исправляется. Подходит сгоряча и притом в бурной форме, зигзагом, непрямолинейность есть.

Перечень претензий к характеру Гриневича, приведенный комиссией, составляет энциклопедию проявлений интеллигентской ограниченности. По мнению его недругов, обвиняемый пускался в цветистое фразерство; ему нравилось выступать с книжными, витиеватыми речами во время дискуссии. Его поглотило бурлящее спорами студенческое существование, и он утратил всякую «прямолинейность».

«Отметили правильно, – признавал Гриневич, – что у меня иногда нет прямой, я на месте бюро вынес бы за это и за поддержку оппозиции строгий выговор». Он был рад позволить бюро делать вывод о его слабости из‑за его характера, а не из сущности его души.

На общем партсобрании недоумевали: «Как смотреть на тов. Гриневича?» – «Трудно разобраться в нем». Кликунов вмешался: «Гриневича обвиняют в организационной связи, но фактов у нас нет. Нет никаких указаний со стороны наших оппозиционеров, что он был связан, а такие факты мы почти всегда брали от них же самих».

Другие считали, что «его политика в отношении поддержки оппозиции серьезная». Хромов говорил, что «Гриневич плохо ведет себя, выступая с защитой оппозиционеров. Организационно Гриневич как будто не связан с оппозицией, на самом же деле связан». Хромова хвалили: «Знакомство и связи не удалось т. Гриневичу скрыть, ибо там живут другие ответственные товарищи».

«Я живу в одном доме с Ивановым, – защищался Гриневич. – Было завещание Ленина, и читал контртезисы раньше. Литературу больше никакую не читал», что бы там Иванов ни говорил. «Политической неграмотностью ответственности снимать не хочу. Организационной связи с оппозицией не имел, даю в этом честное большевистское слово».

Каковы убеждения Гриневича, изменились ли они? Мордвинов напомнил Гриневичу его критические выступления в актовом зале насчет прибавки специалистам – это во время доклада обкомовского представителя, Арона Абрамовича Цехера. Но это уже было в прошлом, а вот Борисову казалось, что Гриневич и «последнее время такого мнения, что члены ЦК раскольники партии. У Гриневича частица оппозиционности есть и сейчас».

«За легкомысленное отношение» Гриневичу только «поставили на вид»[1712].