Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Образов обрушился на Беляева, который, по его мнению, не разоружился – так же, как не разоружился главарь оппозиции. «Беляев прекрасно усвоил методы работы оппозиции. В данное время оппозиция замкнуто ведет работу, таким же образом до сих пор ведет свою работу Беляев, это я обосновываю словами некоторых членов партии. Везде си[дит] неверие в правильность решений съезда, что подтверждается мнением о Троцком». Образов провел параллель между падением двух героев Гражданской войны: большого Троцкого и маленького Беляева. Может быть, этот мир не совпадает с его воспоминаниями о геройствах былых дней. Тут задействовалась культурная схема «падшего ангела»: само по себе участие в прежних боях на стороне сил правды не только ничего не доказывает, но и подтверждает дискурсивную схему. Троцкий тоже был архангелом, но пал, и вместе с ним – бывшие ангелы, сейчас, возможно, уже переродившиеся бесы (в языке большевизма – ренегаты).

У Беляева был бойкий язык. «На одно слово, сказанное ему, даст в ответ три, – говорили те, кто его знал. – Взгляды не уравновешены. Беляеву язык мешает»[1749]

. Развивая свою мысль, Кликунов тоже винил острый язык оппозиционеров, их влюбленность в слово. Троцкий и Беляев, два революционных оратора, не отличавшихся выдержанностью, залетели в оппозиционный стан на крыльях своих риторических пируэтов.

Поведение Беляева во время дискуссии свойственно было только одному из участников 2‑х враждебных лагерей, готовых пустить в ход оружие. Агитация Беляева без преувеличений может быть названой бешеной. Некоторые члены партии передавали (а не верить им нет оснований), что Беляев приклеивал членам Политбюро ЦК такие эпитеты, что у меня не поворотится язык повторить их. Беляева перевоспитать невозможно, т. к. во время дискуссии он положительно не давал никому раскрыть рта, да и теперь не видно, чтобы его можно было перевоспитать. Хотя у него и есть определенные революционные заслуги, но они совершенно меркнут перед тем вредом, который он нанес партии.

Когда наконец Беляев получил слово, то стал настаивать, что есть разница между Троцким и троцкизмом: «Я не вел разлагающую работу и не веду. Отношение к Троцкому у меня исходит исключительно из уважения к нему как к крупной военной фигуре в гражданскую войну». В письменном заявлении он расширил аргументацию и добавил историческую параллель:

Несмотря на подчеркивание некоторыми товарищами на бюро и на собрании моего «любования» Троцким, я еще раз повторяю, что взглядов Троцкого никогда не проводил, до последней дискуссии шел нога в ногу с большинством партии (споткнулся лишь в данную дискуссию). А «любование» все происходит благодаря тому, что Троцкий в свое время проявил недюжинный талант организатора Красной армии, и только. Думаю, что даже о враге можно говорить с уважением. Ведь когда т. Ильич восторгался талантливостью Мартова, что не мешало ему распекать последнего на все корки как идейного противника. По-моему, дело не в этом[1750].

В 1920‑е годы коммунисты, заподозренные в симпатиях к оппозиционерам, могли выражать симпатии к Троцкому как к герою Гражданской войны, не будучи согласными с его политикой. Политическая позиция еще не считалась свойством личности ее носителя. Любя Троцкого, Беляев не обязательно любил троцкизм.