Автобиография троцкизма. В поисках искупления. Том 1

Под конец разбора его дела в ячейке Беляев заметил: «Здесь высказано мнение, что я неисправим и перевоспитать меня невозможно, я же утверждаю, что в этом нет надобности, так как я осознал свои ошибки. Съезд же постановил, что подобных мне нужно в партии оставлять». Следовало ли позволить Беляеву быть судьей себе самому? Не правильнее ли было ждать решения парторганизации о мерах воздействия на сторонников Троцкого? «Нехорошо со стороны Беляева читать мораль Бюро и противостоять себя ему, – заявил Волохов. – Все же нельзя требовать с Беляева прямого названия Троцкого контрреволюционером. Исключить слишком жестоко, и если он желает исправиться, то нужно дать ему эту возможность».

Беляев удержался на волоске. При голосовании бюро разделилось почти поровну: шесть голосов было подано за исключение, семеро решили «внести т. Беляеву строгий выговор с предупреждением, что в случае проявлений каких-либо колебаний на общественно-партийной работе, которой его нагрузить, он будет безоговорочно исключен».

Но счастье Беляева было кратковременным. В промежутке между обсуждением дела на бюро и на партсобрании Кликунов огласил поступившее на Беляева заявление «о продолжении им оппозиционной работы» от 19 апреля 1928 года[1751]. Текст доноса сохранился в архиве.

В Бюро коллектива ячейки ВКП(б) СТИ

Заявление

Психолог я плохой, может, этим и вызваны мои недоумения, до сих пор считал, считаю и буду считать партийцев [как] лиц не только носящих членский билет [партийный], но везде и всюду ставящие интересы партии на первый план.

Это я видел всегда и у всех членов партии, которых знаю. <…>

Сейчас меня поражает поведение старого большевика, заслуженного партийца т. Беляева, у которого на первом месте Я, а партийный коллектив – ширма.

Знаком с ним вот уже 3 месяца, как приехал в студгородок. О своей старой работе очень много говорит; заслуги и поведение не вяжутся.

У меня есть подозрение, о чем и прошу Бюро разъяснить. О его работе видел документ, который он достал только в этом году на рождественских каникулах.

Документ подписан и заверен печатями, но кто эти лица я прошу бюро выяснить. Сколько времени они были с ним вместе. На вопрос, где подлинник документов, он ответил уклончиво – утерял.

Последний факт считаю не только ниже достоинства звания члена партии, но ниже гражданского долга.

Факт 13 апреля вечером. «Бюро ячейки, вылавливая оппозиционеров самых главных, даже не знает, а тебе не скажу, потому что ты завтра же в Бюро донесешь».

Действительно, он скрывает или хотел блеснуть своим красным словцом перед «мальчишкой», прошу выяснить.

Поведением его вообще возмущен, кто его знает из партийцев и комсомольцев.

Бородин С. И.[1752]

Личность Беляева, вся его биография ставились под сомнение. А 22 апреля в партбюро прибыло еще одно письмо, где ему вменялись троцкистские симпатии.