«Исключить его» звучало в зале как заклинание. Дутов заметил, что он часто встречал Беляева вместе с Кутузовым, «они оба находились в общежитии и обрабатывали ребят. У меня создалось впечатление, что Беляев заядлый оппозиционер». Последовала вялая попытка защиты: Вяткин дал справку, что «к нам в общежитие приходили оппозиционеры, но среди них Беляева не было». «Вообще с Кутузовым я ходил и разговаривал, – добавил Беляев, – но на Черепичную не ходил и никого не обрабатывал».
Обвиняемый предпринял отчаянный ход: «Выгнать из партии Беляева всегда можно, но почему не дать ему возможности работать в партии и посмотреть, искренен ли он». Говоря о себе в третьем лице, он превратил себя в обобщенный образ. Если будет проявлена мягкость, то это будет не к нему, конкретному партийцу, а к опыту, который такие партийцы, как он, могут передать революции.
Но настроение в ячейке было суровым. Кликунов даже нашел нужным извиниться за некоторую мягкость бюро: «Считает ли бюро Беляева оппозиционером? Да, считает. <…> Беляев и сейчас считает, что исключение Троцкого из партии до съезда было ошибкой».
Беляев внес срочную поправку: «В данное время исключение Троцкого из партии до съезда ошибкой не считаю». Но рядовые партийцы были неумолимы. «При голосовании за исключение – 143, за строгий выговор с предупреждением – 58. Беляев из партии исключен».
Под занавес Беляев попросил «огласить фамилии товарищей, которые могут подтвердить, что я веду в общежитии оппозиционную работу». Кликунов заявил, что не видит необходимости это делать, но, «если собрание считает нужным, я оглашу». Большинство проголосовало против такого шага.
4 мая Беляев жаловался в райком: