После партсобрания я зашел в комнату Беляева и увидал у него на столе книгу Троцкого. Сказал ему: занимаетесь чтением Троцкого, а он говорит: хотя бы и так. На меня стал говорить: а ты что шпикодралом, а потом мне сказал Беляев: я ведь оппозиционер. Я думаю, что т. Беляеву, как старому члену партии, непростительно говорить такие слова, я, как ученик партии, должен учиться у старших членов партии, а т. Беляев противодействует партии. Хотя и дан Беляеву выговор за оппозицию, но это он не достоин такого <…> только исключить. Таковых членов партии много осталось в стороне Востока, бежавших с Колчаком. Т. Беляев от этого далеко не ушел. Если члены партии оставят т. Беляева в рядах нашей ВКП(б), так все равно от него защитник рабочего класса, как в поле ветер!!!
[П. Раевских или П. Фалевич]» (подпись неразборчива. –
На первом письме была пометка карандашом: «Вызвать Кузнецов и Бородин». Ячейка начала срочно «выяснять факт»[1754]
.В самом начале разбора дела на партсобрании Кликунов заметил, что к нему поступили сведения, что «Беляев бравирует званием оппозиционера». Хуже того: он даже «называл членов партии сторонников ЦК шпионами». «Укажи конкретно!» – крикнул Беляев с места. Ему было необходимо знать, кто на него донес. Кликунов реагировал тактично: «Я здесь представляю члена Бюро и заявляю, что это так. Если собрание находит нужным, я оглашу имена». Собрание зашумело, раздались возгласы: «Не надо!»
На Беляева предприняли еще одну атаку, на этот раз рядовые партийцы.
Последовало еще несколько раундов атак и попыток защититься. Шансы Беляева оправдаться убывали с каждой минутой: его острый язык его подводил.
Но диверсионные разговоры, которые Беляев вел во время дискуссии, и язвительность его реплик говорили о том, что он законченный троцкист.