Некоторые члены партпроверкомиссии считали, что Николаев врет и не краснеет. Его поворот к оппозиции и союз с Кутузовым удивили многих. «Я знаю тов. Николаева очень давно как хорошего партийца, – начал Образов. – Во время прошедших дискуссий он всегда стоял на стороне большевизма, и никаких шатаний у него не было. Во время летней практики я никак не мог установить оппозиционных взглядов т. Николаева и, беседуя с ним на разные вопросы, даже не замечал подобного оппозиционного взгляда». Однако с началом дискуссии Николаев переметнулся. «Тов. Николаев участвовал, можно сказать, активно, на протяжении всей дискуссии», – вспоминал Карасов. Хуже того, он маскировался и не принимал на себя ответственности за содеянное. «Когда читаешь его заявление, то ужасно хитро делает человек, несмотря на то, что он был самым активным членом фракционной работы оппозиции».
Риторические способности Николаева вызвали раздражение. Жонглируя фразами, позаимствованными у Кутузова, он производил впечатление демагога. Говорун и краснобай, он был «опасный элемент в нашей Вузовской среде, который может увлекать за собою массу».
Красников иронизировал: «После заявления, которое написано 1 февраля 1928 года, можно заключить, что т. Николаев и оппозиционер, и нет. Вынести то или иное наказание – нужно подходить весьма осторожно, т. к. он изложил сущность своей деятельности до самого мелкого факта». «Впечатление, которое произвел т. Николаев во время дискуссии и сейчас», было таким, что Фельбербаум «вывел заключение, что человек развит, но не до конца, и страдает своим красноречием. Он убеждает, что нет возможности студенту разобраться во всех вопросах. На него повлияло очень то, что т. Николаев имел успех во время выступления. Многие из ребят смотрели на Кутузова и Николаева как на авторитетных товарищей и поэтому доверились им. Принимая во внимание, что он искренне сознался во всей оппозиционной работе, я вношу предложение дать ему выговор». В интерпретации Фельбербаума Николаев был не столько источником крамолы, сколько ее проводником. Фельбербаум «исходил из следующих моментов, на основании которых внес предложение [не исключать], а именно: т. Николаев был активным членом оппозиции, но не подписал платформу, а затем откровенно объяснился в заявлении».
Другие верили в искренность отхода Николаева; его третье заявление впечатляло глубиной своих признаний. Карасов подвел итог: «Тов. Николаев вел активную работу, никто отрицать не будет. И не присоединяюсь к предложению за исключение лишь только потому, что он подал заявление до съезда, а во-вторых, 3‑е заявление носило характер признательности и откровенности. Я предлагаю ограничиться строгим выговором». «Я следил за Горбатых, – говорил Кликунов. – Горбатых, под влиянием Николаева, шел, не сознавая куда». Вполне вероятно, что последний не понимал до конца, что он делает, но Николаев уж точно действовал с полным сознанием дела. «Если бы не последнее заявление т. Николаева, то его без разговора нужно было исключить из партии. Факт, который остался в моей памяти, это при обсуждении резолюции обследования работы ячейки ВКП(б) СТИ бросил реплику „ты нас оппозиционерами считаешь“. Мне сразу бросилось в глаза, что они оппозиционеры, и оппозиционность проявилась во время дискуссии у них активно, а Горбатых использовался удачно по специальности бузотерства. Сверх этого можно сказать, что Николаев был руководителем некоторых членов оппозиции».