Балет моей жизни

«Возвращение в театр знаменитой танцовщицы Клео де Мерод». Вот что кричали театральные курьеры, желая привлечь внимание к будущему выступлению в театре-варьете Empire, в котором показывали «уникальные» представления: «Дьявольские лучи» Албана Роберта, инженера, связанного c английской морской авиацией; индийский маг Линга Сингх, «обладающий секретами факиров»; лошади-акробаты и гениальные клоуны! Грандиозная забава. Мое имя, напечатанное огромными буквами, красовалось на всех программах варьете, которыми были обклеены афишные тумбы и которые печатались в газетах. Все это сопровождалось портретом сомнительного сходства.

Оскар Дюфрен был искушенным мастером всевозможных рекламных трюков. Он устраивал в зале Empire великолепное шоу для любителей сенсационных выступлений. Полное лицо, гладко выбритые щеки — он сам был похож на певца варьете, а может быть, он и в самом деле когда-то им был. Добродушный человек, всегда в хорошем расположении духа, улыбчивый и любезный — один из самых приятных директоров театра, каких я знала. Кто бы мог предположить, что этого жизнерадостного господина ждет такой трагический конец?!

Несколько строчек из Figaro показывают воодушевление, с которым встретили мое возвращение: «Вчера вечером в

Empire собралась целая толпа, чтобы поприветствовать мадемуазель Клео де Мерод, которой парижане не любовались уже слишком долго. Знаменитая танцовщица и ее партнер, г-н Руперт Дон, безупречно исполнили „Деревенский танец“ Госсека, „Венгерское рондо“ Гайдна и „Приглашение на вальс“ Шопена. Классическое изящество и гармония движений Клео де Мерод вызвали горячие крики „браво“. Г-н Руперт Дон танцевал с большой легкостью и страстью, при этом сумев подчеркнуть романтические и меланхоличные стороны исполняемых произведений»[255]. Бóльшая часть обзоров была написана в таком же роде. Некоторые злоупотребляли ужасным словечком «еще». Между тем мое шестилетнее отсутствие на парижской сцене никак не чувствовалось! Среди тогдашних звезд было много актрис старше меня, но в Париже всегда так — нужно постоянно быть на виду. Если какое-то время не показываешься, людям кажется, что ты явился с того света! Однако любовь публики очень быстро притупила вызванное статьями легкое раздражение.

Клео де Мерод

Тогда наступила эпоха бегина и чарльстона… но мои танцы, так на них не похожие, нравились парижанам. Каждый вечер — полный зал и громкие рукоплескания.

Во время сезона в Empire Морис Леман, который управлял еще и

Porte Saint-Martin, предложил мне «Танец Анитры» в «Пер Гюнте»[256], который он собирался ставить с участием таких звезд, как Депре и Виктор Франсен[257]. Я обожаю музыку Грига и с радостью бы танцевала Анитру, но тогда не очень хорошо себя чувствовала. Выходя разгоряченной со сцены, я как-то попала в струю ледяного сквозняка, результатом чего стал ларингит, который сильно меня мучил. Я хотела немного отдохнуть и подлечиться после окончания сезона, но Леман все настаивал. Мне было это очень приятно, однако я не могла согласиться при всем своем горячем желании.

Мое появление на сцене пробудило интерес иностранных театров. Первые предложения пришли из Берлина через посредничество импресарио Веранда. Многие берлинские театральные агенты просили его уговорить меня подписать контракт. «Они надеются, — говорил он мне, — что получится хорошая сделка. Многие директора театров хотели бы вас пригласить». Я от всего отказалась и больше не хотела ездить за границу, особенно в Германию.

* * *

Брио уже очень долго жила у меня. Однажды вечером, когда она собиралась уходить, очевидно усталая, я сказала: «Послушайте, Брио, почему вы так упрямо возвращаетесь к себе? Поселитесь, наконец, здесь, так всем будет лучше». Она с радостью приняла мое предложение, я поселила ее в комнате по соседству с моей, просторной и приятной. Когда она устраивала большие уборки, носила горы белья, я ей говорила:

— Дорогая моя старушка! Вы слишком нагружаете себя! Не утомляйтесь так, оставьте все как есть…

— Милое дитя, если я остановлюсь, это будет уже навсегда.

Как-то ночью, шел 1925 год, я услышала, как она встает с постели, потом звук падения… и тишина. Встревоженная, я побежала к ней в комнату и обнаружила ее распростертой у кровати — инсульт. Я вызвала врача и медсестру. C бедной Брио все было ясно: полностью парализованная справа, она уже не могла говорить, но оставалась до самого конца добродушной и бодрой, указывала мне левой рукой, где и что лежит в шкафах… Она тихо скончалась, когда ей исполнилось восемьдесят. Я похоронила ее рядом с матерью — самое правильное место: больше двадцати пяти лет она ежедневно окружала меня любовью и истинно материнской заботой.