Саймон не знал, сколько было времени, прошел всего час или около того после наступления темноты или уже полночь, в голове у него царил туман, и все казалось каким-то смутным после выпитой шестой чаши вина.
Однако в этот момент время для него не имело ни малейшего значения, в отличие от девушки, которая шла рядом, а свет гаснувшего костра играл в ее темных вьющихся волосах. Саймон совсем недавно узнал, что ее звали Улка, а вовсе не Кудряшка. Она споткнулась, и Саймон ее обнял, поразившись, что почувствовал тепло ее тела, даже несмотря на толстую одежду.
— А куда мы идем? — спросила она, но тут же рассмеялась, похоже, ее не слишком это беспокоило.
— Мы гуляем, — ответил Саймон, потом немного подумал и решил, что должен уточнить свой план. — По лагерю.
Шум праздника превратился в глухой рокот у них за спиной, и на мгновение Саймон представил, что снова оказался в самой гуще сражения на замерзшем озере, скользком от крови…
Ему вдруг стало ужасно не по себе. И почему только он думает о подобных вещах? Он с отвращением фыркнул.
— Что? — Улка покачнулась, но глаза у нее сияли.
Она разделила с Саймоном мех с вином, который им дал Санфугол, но казалось, что у нее был врожденный талант не пьянеть слишком сильно.
— Ничего, — проворчал Саймон. — Просто я подумал про сражение. Битву.
— Наверное, это было… ужасно! — Ее голос наполняло удивление. — Велма-и-я, мы наблюдали. И плакали.
—
— Велма. Я сказала «Велма и я». Моя подруга. Та, которая худая. Вы же с ней знакомы! — Улка сжала руку Саймона, ее развеселили его слова.
— А! — Саймон попытался вспомнить, о чем они говорили. Ах да, сражение. — Там было ужасно. Кровь. Люди умирали. — Он попытался подобрать правильные слова, чтобы описать грандиозность своих переживаний, объяснить Улке, что с ним происходило. — Хуже не бывает, — мрачно договорил он.
— О, сэр Сеоман! — вскричала она и остановилась, на мгновение потеряв равновесие на скользкой земле. — Вам, наверное, было страшно!
— Саймон. Не Сеоман… Саймон. — Он задумался над тем, что она сказала. — Немного. Страшно немного.
Он не мог не чувствовать близости девушки. У нее было симпатичное лицо с круглыми щеками и длинными ресницами. И еще губы… Интересно, почему они оказались возле
Саймон сосредоточился и обнаружил, что тянется вперед и падает в сторону Улки, точно поваленное дерево. Он положил руки ей на плечи, чтобы сохранить равновесие, и с интересом отметил, какая она маленькая.
— Я собираюсь тебя поцеловать, — неожиданно заявил он.
— Вам не следует, — ответила Улка, но закрыла глаза и не стала отстраняться.
Саймон держал глаза открытыми, чтобы не промахнуться и не упасть на заснеженную землю. Ее губы оказались на удивление теплыми и мягкими, точно постель с одеялом в холодную зимнюю ночь. Он замер на мгновение, пытаясь вспомнить, делал ли он это раньше, и если да, то как следует поступить дальше. Улка не шевелилась, и они стояли, выдыхая воздух, приправленный легким ароматом вина, друг другу в рот.
Довольно быстро Саймон обнаружил, что поцелуй — это не просто прикосновение губ, и вскоре холод, ужасы сражения, даже буйное веселье у костра невдалеке исчезли из его мыслей. Он обнял восхитительное существо, стоявшее рядом, притянул ее к себе, наслаждаясь ощущением теплого податливого тела, прижимавшегося к нему, и подумал, что ничего больше ему в жизни не нужно — как бы долго она, его жизнь, ни продолжалась.
— О, Сеоман, — сказала наконец Улка, которая отодвинулась, чтобы перевести дыхание, — с вами девушка может легко потерять сознание.
— М-м-м. — Саймон снова притянул ее к себе, наклонившись, чтобы коснуться губами уха. Хорошо бы она была немного повыше! — Надо сесть, — сказал он. — Я хочу сесть.
Не разжимая объятий, они сделали несколько неуклюжих шагов, пока Саймон не увидел кусок упавшего камня подходящей высоты. Они сели, Саймон закутал их обоих в свой плащ, затем снова притянул к себе Улку и принялся мять, точно тесто, ее тело, продолжая при этом целовать. Он чувствовал на лице ее теплое дыхание и отметил, что в некоторых местах она была твердой, а в других мягкой… Как же прекрасен мир!
— О-о-о, Сеоман, — уткнувшись в его щеку, протянула она приглушенным голосом. — Ваша борода… она ужасно царапается!
—
Саймону потребовалось мгновение, чтобы сообразить, что кто-то другой, а вовсе не он, ответил Улке, и он поднял голову.
Перед ним стояла женщина во всем белом — куртка, сапожки и бриджи. Длинные волосы развевались на легком ветерке, на лице застыла насмешливая улыбка, а еще у нее были раскосые глаза, как у кошки или лисицы.
Улка, широко раскрыв рот, несколько мгновений на нее смотрела, потом тихонько взвизгнула от удивления и страха.
— Кто?.. — Она неуверенно встала. — Сеоман, кто?..
—