Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Правда, мир как таковой не соответствует христианскому идеалу. Братство, справедливость и любовь не преобладают в нем, и с самого начала Лютер не принимал этот мир за воплощение христианских принципов. Он только допускал мир и суверенную власть государства как прискорбные факты. Но это покорное допущение вскоре уступило место полнокровному оправданию. «Эта статья (относительно требования крестьян, чтобы крепостничество было упразднено) сделала бы всех людей равными и превратила бы духовное царство Христа в мирское внешнее королевство; а это невозможно. Ибо мирское королевство не может существовать, если нет неравенства людей, и поэтому некоторые свободны, некоторые заключены в тюрьму; некоторые господа, некоторые подчиненные и т. д. И св. Павел говорит… что у Христа господин и раб — это одно и то же».[176] Это был ответ Лютера на требование, чтобы крепостная зависимость была отменена.

Согласно Лютеру, есть два вида справедливости, внутренняя и внешняя. Подлинная внутренняя справедливость может быть выполнена во внутренней свободе, а внешняя справедливость — через исполнение обязанностей в данном состоянии. Нападение на правителя — это нападение на его должность. «В первую очередь должно быть сделано различие между занятиями или деяниями и человеком, который в них пребывает, между деянием и деятелем. Занятия или деяния могут быть добрыми и правильными сами по себе или же злыми и неправильными, если человек или деятель не является добрым и праведным или не исполняет свой долг правильно».[177] Должность как таковая есть абсолютная власть. Она отличается от владельца должности, и это предопределяет абстрактный характер человеческих отношений. Отношения между господином и слугой и королем и подданным становятся абстрактными и анонимными. Институт рабства вечен и неизменен. Даже если христианину пришлось бы попасть в руки варваров турков, он не должен был бы сбегать от новых владельцев, «потому что если ты сбегаешь, ты крадешь у твоего хозяина твое тело, которое он купил или получил каким-то иным путем; оно больше не принадлежит тебе, но становится его собственностью, подобно скоту и всему остальному».[178]

Все отношения, предполагающие власть над людьми и вещами, власть частную или публичную, являются, таким образом, священными. «Неповиновение — это более великий грех, чем убийство, прелюбодеяние, воровство или мошенничество». Повиновение — это обязанность подданных, и чтобы исполнить эту обязанность, они все свое усердие и все усилия направляют на то, чего желают их повелители.[179]

Внешний мир не только не требует никакого братства, справедливости и любви; он не нуждается даже в гармонии. Власть требует не любви, но повиновения, и назначает не милосердие, но непреклонное наказание. «Задницы будут портить воздух, а народом будет править сила; Бог знает, что хорошо, и поэтому Он вручил правителям не веер из перьев, а меч».[180] Поэтому пусть каждый, кто может, бьет, режет и убивает, тайно или открыто, помня, что нет ничего более ядовитого, вредного и дьявольского, чем мятежник. Его нужно убивать как бешеную собаку.[181]

Политическая теория Лютера тем не менее содержала очень немногое, что можно было бы назвать харизматическим обоснованием власти. Несмотря на жесткость своих тезисов, доктрина Лютера в той мере, в какой она допускала внутреннюю свободу, устанавливала противостояние гармоничного внутреннего мира развращенности и разложению внешнего. В этом отношении она содержала в себе революционные семена, которым довелось прорасти в учениях таборитов и анабаптистов. Кроме того, разделяя должность и владельца должности, делая человеческие отношения безличными, она инициировала появление доктрин рационально действующей бюрократии.