Бегемот. Структура и практика национал-социализма 1933 - 1944 гг.

Тот же самый дух пронизывает все антиеврейское законодательство, которое мы здесь можем рассмотреть только в самых общих чертах. Процесс урбанизации, затронувший население в целом, принимал особо острые формы среди евреев, особенно во времена гитлеровского режима. Тем не менее задолго до появления Гитлера еврейское население снижалось из-за падения рождаемости, частых смешанных браков и из-за того, что многие уходили из еврейского сообщества.[265]

Еврейское влияние было бесспорно сильным в свободных профессиях и в крупных городах. Помимо свободных профессий евреи были заняты главным образом в торговле и транспорте, хотя их удельный вес в промышленности был весьма значительным. В сельском хозяйстве они играли очень маленькую роль, если вообще играли. Большинство крупных магазинов принадлежало евреям; евреи также доминировали в торговле металлами (на 57.3 % еврейской), хотя влияние свободной торговли металлами быстро падало как следствие монополистических процессов, описанных в первой части. Евреи контролировали 18.7 % всех банков и большую часть швейной промышленности. Экономическое значение банков уменьшалось, поскольку финансовый капитал уступал свое место промышленному капиталу.[266]

В самой промышленности еврейское влияние не было очень значительным. Можно сказать, что только один из электротехнических концернов был еврейским. Конечно, были евреи среди членов советов директоров и наблюдательных советов в нескольких гигантских промышленных предприятиях. Там, где евреи занимали высокое положение в области управления промышленностью, они действовали, руководствуясь своей эффективностью и своими способностями; иначе они не были бы допущены к промышленному руководству, которое полностью было антисемитским. Пауль Сильверберг, например, был организатором химической промышленности, а Оскар Оливен добился выдающихся успехов в области электрификации. Большинство из так называемых еврейских промышленных лидеров фактически разорвали связь с еврейским сообществом и часто были активными и пылкими католиками или протестантами, а также политическими реакционерами, которые с радостью присоединились бы к национал-социалистической партии, если бы эта партия не была всецело антисемитской.

Антисемитские законы затрагивали положение евреев как граждан. Так называемые Нюрнбергские законы от 15 сентября 1935 г., провозглашенные с целью «сохранить чистоту германской крови», запрещали браки между евреями (включая лиц, имевших одного лишь дедушку или одну лишь бабушку из евреев) и немецкими гражданами Германии «или расы со сходной кровью». He-арийцам, имевшим одного дедушку или одну бабушку из евреев, разрешалось сочетаться браком друг с другом только с разрешения федерального министра внутренних дел. Браки, заключенные против закона, как и внебрачные сексуальные связи, наказывались тяжелыми принудительными работами… Евреям не разрешалось поднимать официальные флаги или каким-то иным образом демонстрировать их цвета. Они не могли принять на службу женщину немецкой крови, если ей не исполнилось сорок пять лет.

Эти законы об «очищении крови» — самое позорное в репертуаре национал-социализма. Они не только играли на руку вымогателям и мошенникам, но они разрушили последние признаки правовой защиты, прежде гарантированной уголовным кодексом. Хотя закон явно запрещал только внебрачное сожительство, и хотя статья 3 уголовного кодекса подтверждала принцип территориальности, согласно которому только преступления, совершенные на германской территории, подлежат наказанию в Германии, суды расширили акт далеко за рамки его первоначальной формулировки, и расовое предательство, и расовое осквернение наказывались, даже если они совершались немцами, жившими за пределами Германии.[267] Новая интерпретация основывалась на статье 2 уголовного кодекса, исправленной актом от 28 июня 1935 г., который предусматривал, что «любой, кто совершит деяние, объявляемое законом наказуемым или заслуживающим штрафа в соответствии с фундаментальными положениями закона и велением народного чувства, будет наказан». Если не существовало уголовного закона, под который подпадало бы деяние, оно должно быть наказано по тому закону, фундаментальное положение которого наиболее близко применимо к деянию. В своей решительной форме эта статья явно была неприменима к обсуждаемому вопросу, и один старый, обладающий высокой репутацией профессор уголовного права сразу же осудил решения, основанные на этой статье.[268] Он указывал, что решения федерального верховного суда не содержат ничего достоверного, и что статья 2 не позволяет отбрасывать территориальные принципы, от которых зависит само устройство уголовного кодекса.