Беглая княжна Мышецкая

– Выпьем сие вино, коим священники причащают нас в святой обители, во здравие счастливо возвратившегося в родное отечество выходца из польских земель Михаила, Семенова сына, а прозвищем Пушкарева! – дядя Семен увидел, что Михаил хочет прервать его торжественную речь каким-то вопросом, выставил вперед левую руку, требуя тишины и внимания. – Его дед в смутную пору польского нашествия на Москву состоял в пушкарях и был в Москве. В дни коронации лживого царевича Дмитрия принужден был своими командирами к воровскому крестному целованию и, убоявшись за то себе казни, бежал из Москвы, когда к столице подошло народное ополчение князя Дмитрия Пожарского. Отец его, Семен Пушкарев, получивший от польского короля за службу дворянское звание, то бишь будучи шляхтичем, состоял при короле Казимире и с его ратными людьми брал приступом замок Вильно, где сидели в обороне твой, Луша, батюшка князь Данила и я, ваш теперешний родственник и попечитель. На одном из приступов шляхтич Семен Пушкарев был убит, ты, Миша, после того как малороссийские казаки Богдана Хмельницкого сожгли твое поместье на Волыни, долго мыкал горе на чужой земле, а нынешним летом перешел польский рубеж и возвратился в Коломну, где сыскал меня, своего троюродного, по материнской линии, дядю Семена Хомутова, чтобы было где приклонить горемычную голову. О том, что ты шляхтич званием и выходец из польских земель, дядя твой троюродный, настоящий, конечно, Авдей Хомутов, и писал вот эту бумагу, скрепленную печатью и рукой коломенского воеводы Зубатова. Никакой проверки не опасайся, Мишутка, потому как дядя Авдей перерыл все жилецкие списки коломенских жильцов и выбрал такую семью, которая действительно жила здесь, их предок действительно принимал присягу самозванцу, а потом неведомо где сгинул, сбежав из Москвы. Прочие же родичи тех Пушкаревых повымерли от оспы, которая приключилась вскоре после воцарения на престоле царя Михаила Романова. Так что будь здрав, Михаил Пушкарев, живи на русской земле безбоязненно! – И дядя Семен лихим глотком выпил сладкое вино с приятным терпким запахом, вытер рот ладонью и со смехом высказался: – Не зря люди сказывают, что умеючи и ведьму бьют наотмашь, а не только дурня-ротозея! Линь по дну ходит, от всех хоронится, а мы, как зубастые щуки, будем гулять поверху! Не так ли, мои племяннички, а?

Пораженные услышанным, Михаил и княжна Лукерья молча выпили, закусили наваристыми щами. Михаил не сдержался, обнял жену за плечи, слегка прижал к себе, а потом, привстав с лавки, поясно поклонился дяде Семену со словами:

– Спаси Бог тебя, дядя Семен! Теперь ты воистину заменил мне покойного родителя Федора, дав новое имя и новую жизнь. И дядю Авдея мы с Лушенькой обязательно навестим и отобьем земные поклоны. С такой бумагой мне царский сыск не страшен! Можем теперь ехать к твоему дому, княжна Луша, безбоязненно. А воеводские ярыжки да выжлецы Разбойного приказа пусть рыщут по Руси, отыскивая мой след на земле! Никто его не знает, кроме верного Еремы Потапова, а в нем я уверен, как в самом себе, – и под пыткой лютой не назовет того места, где мы с Лушей решили остановиться.

Старый сотник вдруг с каким-то лихим отчаянием хлопнул себя ладонью по колену и заявил, с прищуром поглядывая то на Михаила, то на сияющую радостной улыбкой княжну Лукерью:

– A-а, была не была! Отставному стрелецкому командиру да не на печи помирать, а в диком поле на вольной воле гулять! Решил я – еду! Назавтра обвенчаем вас без лишнего шума в Коломне, да и в дорогу собираться. Соберусь и я заодно с вами, давненько за городские ворота не выбирался старый вояка! Вона-а, даже зуд в руках появился – столько лет не брал никакого оружия в руки, не сжимал рогатины этими пальцами! А сила в них еще есть, есть, и зверье ее обязательно почувствует, ежели попадется на глаза!

Михаил с удивлением уставил взор на разгорячившегося дядю Семена, подумал с улыбкой, но без осуждения в душе: «Должно, это от выпитого вина что-то нашло на старого стрельца! Днями на хворь в спине жаловался, а теперь, видишь ли, в диком поле воевать с кем-то умыслил!» Стараясь не обидеть пожилого человека, ласково спросил, через стол поглядывая, как дядя Семен поочередно разглаживает пушистые в седине усы!

– Неужто на охоту решил съездить? Тогда ждать тебе первого снега, чтобы заячьи следы четко обозначились!

Дядя Семен хитро улыбнулся в усы, в серых глазах запрыгали шаловливые искорки.

– Нет, Миша, не на зайцев порешил я собираться! А порешил я сопроводить вас с княжной Лушей – теперь и она мне не чужая, а племянница по тебе. Поедем вместе до Лушиного родового поместья!

– Как? – невольно вырвалось и у княжны Лукерьи. Она с недоверием глянула в лицо бывалого вояки, перевела взгляд на Михаила, который по выражению ее смуглого лица, по той негаданной радости в глазах, которая в них отразилась, понял – Луша будет рада, если Семен Хомутов поедет в эту трудную и опасную дорогу, длиной не менее двух сотен верст, вместе с ними.