Беглая княжна Мышецкая

– Порешено мною – здесь встанем лагерем. По дальним ерикам от случайных набегов калмыков или воеводских рейтар плетнем огородимся да караулами секретными. А с верху Волги ты нас своими дозорами оберегай. И нас, и Самару. Как начнут сходиться к Усолью отряды от походных атаманов, извещай меня без мешкотни, чтоб знал я, какой силой в какой день располагаю. Да стерегись присылки стрельцов посуху от воеводы Борятинского. Прознают, что осели мы здесь, могут и берегом грянуть, а не только на стругах, чтоб не дать времени нам сызнова силой обрасти великой, боярам в страх! Ну, Ромашка, дай обниму тебя. А теперь ступай к своим казакам и стрельцам самарским. Сотнику Хомутову передай мое доброе слово за выбор места для лагеря, весьма доволен я его радением войску!

Старые друзья обнялись. Роман уже и шапку надел, встал на ноги, как с крайнего струга от стремнины Волги послышался покрик:

– Кто-то сюда в челне гонит! Да спешно, весла гнет дугою!

Сотни голов повернулись к юркому суденышку, которое под веслами и треугольным парусом довольно быстро шло к Тихим Водам. Когда челн приблизился, различили на нем стрельцов, подивились, откуда их нечистая сила принесла? Но потом разобрались – нарочные от сотника Ивашки Балаки! А за старшего у них Янка Сукин, пятидесятник, щербатый детина поболее сажени ростом!

– Где батько атаман Степан Тимофеевич? – издали загудел басовитым голосом Янка, вздымаясь в челне едва ли не на половину мачты ростом.

– Чево полошишь людей, ревун? – отозвались с ближнего к челну струга. – Аль дурная весть какая?

– Дурную весть я бы молчком, под шапкой тайно вез к атаману, дурни усатые! – хохотнул в ответ Янка Сукин. – А сию весть на всю Волгу горланить надобно! Чтоб все приречные воеводы от такой вести в возки прыгали и утекали к Москве!

– Ну, тогда правь в середку! Вона-а, с прапорцем на мачте атаманов струг!

Раскачивая челн, Янка прошел на нос и, едва ткнулись в борт струга, ухватился руками за верх, рывком поднялся на палубу. Бывшие здесь донские казаки ахнули от удивления.

– Ого, стрелец! Тебе бы кизылбашские корабли на абордаж брать! Вона как взлетел на палубу, и веревочной лестницы не понадобилось!

– Что же с собой не взяли, когда на море собирались! – отшутился Янка. – В другой раз не забудьте покликать. Где батька атаман? Добрые вести с нарочным в Усолье пришли!

– Иди следом, – позвал Сукина Лазарка Тимофеев, провел к каюте, дверь которой была открыта – атаман Разин через дверной проем видел и стрелецкого молодца, и казаков около него.

Приказал:

– Выволоките меня на свет Божий! Видите же, этот медведь в стрелецком кафтане локтями мне всю каюту может развалить по досточкам, вона как взбаламучен!

Улыбаясь в усы, бережно на руках казаки вынесли атамана и опустили на удобный топчан с высоким изголовьем – в Самаре сделали специально для него. Умостившись поудобнее с простреленной ногой, атаман Разин подозвал стрелецкого пятидесятника, спросил:

– Ну, молодец, какие и откуда вести пришли? Да не кричи громогласно, что тот Соловей-разбойник из сказки, у которого от покрику деревья в лесу падали, – снова улыбнулся атаман, словно оттягивая минуту получения хоть каких-то добрых вестей…

Янка Сукин осторожно опустился на палубу около топчана, чтобы атаману не задирать голову, ответил, сияя улыбкой на все широкое и бородатое лицо:

– Походный атаман Харитонов прислал нарочного казака из взятой им Пензы…

– Как? Из Пензы? – переспросил атаман Разин, боясь, что ослышался. – Повтори сызнова!

– Да, батька атаман! Из самой Пензы! И сообщает тебе атаман Харитонов, что его войском в дни седьмого, восьмого да девятого октября взяты у бояр города Верхний и Нижний Ломов, Инсар да сама Пенза! И на Пензе тамошнего воеводу Елисея Лачинова за его многие вины пензяки казнили, а все посадские и иные стрельцы притулились к атаману!

– Слава тебе, Господи! – Атаман Разин, просияв лицом, перекрестился, и казаки, бывшие тут же, последовали его примеру.

– И от Максимки Осипова примчал нарочный, еле жив, отлеживается теперь в Усолье…

– А там что за новости? – насторожился атаман Разин. – Неужто какая оплошка вышла у походного атамана?

– Попервой у Осипова не получилось взять каменный Макарьевский Желтоводский монастырь. Отбились тамошние людишки со стрельцами. Да твой есаул Янка Никитинский вдругорядь напал и захватил-таки! Пожитки окрестных поместных дворян, свезенные в монастырь, раздуванили, а монастырского ничего не тронули. Осипов сказывает, что из Нижнего Новгорода к нему во второй раз явились горожане с приглашением прийти – чернь город сдаст и бояр всех побьет! Осипов готовится идти к Нижнему всем войском!

– Слава! Слава! – громкое радостное величание прокатилось со струга на струг. Атаман Разин, сияя широко раскрытыми темно-карими глазами, обнял большую голову Янки Сукина, поцеловал, словно сына, в высокий лоб, засмеялся: