Беглая княжна Мышецкая

– Иду-иду, Луша! Без обеда и казак не вояка! Ну, Оська, ступай и ищи себе место для постоя, ройте землянки, покудова сухо. В жилых домах и мои казаки уже не помещаются. Дожди польют – по грязи куда как хуже жилье строить. Прокорм какой есть при себе? Сказывай, не стесняйся, поможем.

– Дня на три будет, – ответил Оська Путиловец, довольный своей предусмотрительностью – к себе принимал ратных людишек по деревням, заранее упреждая озаботиться харчами не менее чем на неделю, чтоб не грызть березовую кору с голодухи!

– Добро! За это время что-нибудь придумаем, на войсковой кошт поставим.

Проводив Оську Путиловца, Роман Тимофеев с княжной Лукерьей прошли в соседний домишко, где в двух комнатках порознь жили самарские сотники – Хомутов с Лукерьей и Иван Балака в другой. Столовались давние друзья вместе у Хомутовых, благо княжна Лукерья службой не была обременена, разве что какой казак по неосторожности наносил себе рану при учении или набивал изрядный синячище, тогда бежали к княжне Лукерье лечиться.

Прихлебывая щи, Роман нет-нет да и поглядывал на Никиту Кузнецова, которому извечно надо было куда-то мчаться, на Еремея Потапова – этот крошки на стол зря не уронит, бережлив в еде, зато Гришка Суханов, засматриваясь на княжну Лукерью, не один раз сунул ложкой в бороду мимо рта. И только Ибрагим улыбался, шевелил смоляными усищами, нахваливал Лушины щи:

– Ах, вкусно! Домой вернусь – научу свою женку щи варить!

Михаил Хомутов, оставя ложку, удивился:

– Отчего же? Неужто прежде щей не пробовал?

– На Кавказе щи не варят. На Кавказе барана резал, мяса варил, вино пил!

– Эх, вы, человеки, – посмеялся Никита. – Надо же, век живут, а щей варить так и не научились!

– Домой воротится – женку свою научит, – проговорил Еремей.

Помолчали, ибо кто мог сказать наверняка, попадет ли теперь домой когда-нибудь отважный кунак Ибрагим, которого жизнь забросила с прекрасных родных гор в леса далекой России! Роман Тимофеев сменил тему разговора:

– Добро, что слух о нас ширится среди окрестных мужиков. Но слух этот рано или поздно докатится и до воеводских ушей, вот что надобно нам иметь в виду, сотники.

– Дня через два докатится, так я думаю, – уронил Иван Балака и на немой взгляд Романа Тимофеева пояснил: – Ныне уведомил меня тутошний скупщик соли, что ночью неведомо куда пропали два у него бывших работника при соляных амбарах.

– Сыск послан? – походный атаман явно встревожился этой вестью: был от него приказ всем здешним жителям домов своих тайно не покидать, а при нужде куда-нибудь отъехать – уведомлять его непременно! И вот первое явное ослушание!

– Послал казаков окрест обшарить, жду вестей, – ответил Балака и сам же усомнился в успехе своего приказа. – Да лих его знает, в какую сторону метнулись. Ежели здешние, так не сыскать, потаенные места знают, как сверчок свое запечье, до малой трещинки!

– Неужто с изветом пошли к воеводе на Синбирск? – не сразу поверил такому Никита Кузнецов. – Работные ведь люди, не псы боярские. Неужто и вправду говорят, что рысь пестра сверху, а человек лукав изнутри!

– Темна душа иного нашего брата, поди узнай, что в ней притаилось, – вздохнул Иван Балака. – Ну да бес с ними! Горячих углей далеко за пазухой не унести, так и нам здесь потай долго не усидеть, всему миру объявимся. Только бы батька Степан скорее от ран оправился. А все же, бережения ради, Роман и сотники самарские, отведите своих стрельцов в Теплый Стан. Тамо есть конюшни и изрядные дворовые постройки, амбары с клетями. Сказывают, что усольского Савы Сторожевского монастыря строения. Разместитесь там со всяким бережением, да за дальними караулами. К вам я и буду отсель наиболее обученных казаков отсылать. Это на случай негаданного воеводского прихода под Усолье.

– Пожалуй, он прав, как ты думаешь, Роман? – согласился Михаил Хомутов. – Это как мой дед, бывало, говаривал: коль вор ушел, по пустому месту хоть обухом бей!

– Твой дед, должно, бывалый молодец был, – засмеялся Роман Тимофеев. – Да оно и у нас тако же получается: гоняется за нами царский воевода, как черт за христианской душой. Надобно иной раз и остеречься. Ныне в ночь, Миша, сведем с тобой в Теплый Стан обе стрелецкие сотни, да сотню казаков, уже бывавших в сражении под Синбирском. А ты, Балака, покудова в Усолье, как и прежде, будь и новых пришлых встречай. Ежели кто за нами догляд имеет, чтоб не сразу разобрались, куда мы лучших ратных отсюда убираем.

На том порешив, начальные люди, отобедав, разошлись по своим отрядам, а самарские стрельцы и казаки бывалые потихоньку начали сборы – в ночь им выступать.

* * *

– Спирька, кой леший тако шумит? Не съезжая здесь изба, чтоб ночь-полночь колготиться! Выдь, прикрикни моим именем! – Иван Богданович Милославский, воротясь от службы в приказной избе к своему дому, только облачился в домашний халат, на пышные с сединой волосы надел легкий чепец: к миске склонишься, а они на лицо падают, пищу не видно толком…