Белая

Глядя на свою гостью, расправляющуюся с очередным блюдом, он подумал, что она единственная из встреченных им женщин, которая не боялась молчания. Ела она не смущаясь его общества, не обращая внимания как ест и, казалось, ее мысли были далеко, и все же, смотреть на нее было приятно. Она не наклонялась низко над тарелкой, привычно пользовалась ножом и вилкой и, кажется, не терпела бесполезных разговоров и потому была непростым собеседником. Видимо она переросла бесполезность салонных разговоров. И тогда Хочис сказал:

- Я не буду спрашивать, каким счастьем обязан наслаждаться вашим обществом, Эбигайль? Спрошу только: зачем вы здесь?

- Я здесь из-за своего брата Джеймса Уолша. Он служил в форте Десс до октября 187... года.

Хочис двинулся на стуле. Ему не улыбалось быть вестником гибели ее брата. Конечно, в его прямую обязанность входило извещать семьи о гибели их родственников: сыновей, отцов, братьев, только он никогда не говорил об этом, глядя прямо им в глаза. Но сомнения недолго терзали майора и он, со свойственной ему решительностью, сказал:

- С прискорбием должен сообщить вам, что вы не найдете там своего брата. Именно в октябре того года, сиу полностью вырезали форт. Мне ужасно жаль. Примите мои искренние соболезнования.

Он приготовился к ее сдержанному извинению, тихим слезам за закрытой дверью и скомканному одинокому вечеру, но она с мягкой улыбкой посмотрела на него.

- По счастливой случайности мой брат жив и здоров, и проживает сейчас в Бостоне.

Минуту Хочинс непонимающе смотрел на нее, эта женщина не переставала удивлять его.

- Но тогда зачем вы здесь, Эбигайль?

- Из-за этой вот самой счастливой случайности, - положив вилку на край тарелки, развела она руками. - И зовут ее Водяная Лилия. Она шайенка и я ищу ее.

- Шайенка и вы... Но зачем?

- Она спасла Джеймса и у нее растет от него сын. В ту ночь, когда на форт напали, Джеймс был с ней.

- То есть, без ведома своего командира, он попросту удрал тайком к своей индейской любовнице? Невероятно, - выдохнул майор. - И все равно мне не понятно, зачем вам нужна эта индианка и ее сын. Будет лучше, если вы оставите все как есть. Индейцы не придают значения такому понятию как внебрачный ребенок. Уверяю вас, мальчишке хорошо там, где он есть. Племя воспитает его, и он не будет чувствовать себя изгоем. Индейцы воинственны и кровожадны, когда дело касается войны, но в мирное время это вполне добродушные люди. В городе же вашему племяннику на каждом шагу будут напоминать, что он полукровка и ребенку будет нелегко, так как гордость у индейцев в крови. Вам не стоит беспокоиться о нем.

Эбигайль, пригладила волосы, и посмотрела в сторону. Майор не знает или не хочет говорить, что у индейцев не все так просто. Брошенные бледнолицыми индианки, которых не принимали семьи и не брали в мужья одноплеменники, имели право лишь следовать за племенем и довольствоваться тем, что оно выделяло им во время удачной охоты, если выделяло вообще. И у индейце существовало рабство, которое Эбигайль испытала на себе. Все было не так однозначно, как говорил майор Хочис. Хорошо если молодая женщина и ее сын попадут в хорошую семью, если нет, то мальчика и его мать ждет безрадостное будущее: их будут держать на положении рабов.

- Брат и его жена не могут иметь детей, - лишь сказала она, все так же смотря в сторону.

- О, печально, - покачал головой Хочис. - То есть вы хотите вырастить его как своего племянника, дав ему образование? Что ж можно поговорить с Медвежьими Глазами, за хорошее вознаграждение он поможет вам в ваших поисках. Только хочу предостеречь вас от излишней идеализации индейцев. Вы, по-видимому, все еще находитесь под впечатлением необычайного происшествия случившегося с вами и того, кому обязан своим спасением ваш брат. Но это не повод относиться к ним сентиментально. Только не к ним.

- Это ужасно, - прошептала Эбигайль, взяв тяжелую серебряную вилку и повертев ее в пальцах, снова положила на край тарелки. - По-видимому, они оказали себе плохую услугу, помогая выжить первым поселенцам. Мы только берем, но ничего не даем им взамен.

- Это дикари, мэм. Поверьте слову человека, прожившему здесь не один год. Не нужно приписывать индейцам благородство, которое им чуждо. То, что произошло с вами, счастливая случайность. Может сегодня у них священный день, когда их оружию запрещено прикасаться к женщине, либо им предсказали, что перебежавшая дорогу женщина к поражению. Нам остается только гадать, но в одном я уверен точно - это никак не связано с благородством и человечностью краснокожих.

Напольные часы с готическими башенками пробили семь. Вошел ординарец, собрал тарелки и тихо вышел.

- Достаточно видеть, как они поступают с пленными, скальпируя их живыми, а некоторым, перебивая руки и ноги. Они сжигали людей прямо на поле боя, - продолжал сухо рассказывать Хочис.