Индеец размахнулся и коротко ударил его кандалами по голове. Раскинув руки, парень рухнул на землю, и теперь Хения бесстрастно смотрел в дуло целившегося в него дерринджера.
- Форт и оружие твои, - тихо, но твердо проговорила Эбигайль. - Теперь выбор за тобой. Если здесь погибнет, хоть один человек, нам вместе не быть.
Он, молча выхватил у нее пистолет и, вытряхнув бесчувственного парня из мундира, натянул его штаны и китель на себя, спрятал под фуражку косы и вышел из амбара, закрыв за собой дверь. Глухо стукнул о землю приклад ружья, заскрежетал ключ в замке. Хения закрыл ее в амбаре, месте своего заключения. Эби подошла к лежавшему ничком солдату и, склонившись над ним, поднесла ладонь к его рту. Он был жив, но без сознания. Она осмотрела его голову и перевязала рану, отодрав для повязки полу его рубашки. Белое кружево платья было перепачкано его кровью.
Из-за толстых амбарных стен послышались частые беспорядочные выстрелы, крики паники. Маленькое продолговатое оконце под потолком забранное решетками, озарилось отблесками набиравшего силу пожара, становившегося все ярче. И, наконец, она различила воинственные торжествующие вопли индейцев. По бревенчатым стенам ее темницы метались тени и сполохи пламени. Из углов потянуло едким дымом, и уже потом она услышала треск огня и надвигающийся жар. Амбар горел. Сняв с колен голову, так и, не пришедшего в себя, солдата, Эби подбежала к двери. Она дергала, и колотила по ней громко и отчаянно зовя на помощь. Потом заметалась по амбару, ища лазейку, но, как и говорил ей майор Хочис, это была надежная тюрьма. Она даже попробовала дотянуться до окна, но все впустую. Помещение амбара заволакивало густым дымом, от которого першило в горле, слезились глаза. Обессиленная от бесплодных попыток выбраться из этой западни, от страха и потеряв всякую надежду спастись, Эби добралась до солдата и кое-как подтащила его к двери. Положив перебинтованную голову молодого человека себе на колени, она склонилась над ним, молясь и тихо плача.
Вглядываясь в его бледное лицо, покрытое веснушками и выбившиеся из-под повязки рыжие волосы, она завидовала ему, ведь он умрет не успев очнуться, задохнувшись в дыму и не почувствует, как огонь охватит его тело. А первые языки пламени уже пробивались между бревен, моментально сжирая мох и паклю, которыми были заткнуты зазоры между ними. Итак, Хения сделал свой выбор. Она не нужна мужу и ей ли проклинать его? Эбигайль вздрогнула, от неожиданно резких ударов в дверь, и, кашляя, вскочила на ноги. Кто-то сбивал замок. Она хотела закричать, но снова зашлась в мучительном кашле. Дверь резко распахнулась, едва не слетев с петель, и в темницу ввалился Хения с двумя индейцами, которые подхватили, так и не пришедшего в себя, часового и вынесли на воздух. Вождь схватил Эбигайль за руку и повлек за собой.
Форт горел. В огне пылали все его помещения и стены, на которые индейцы чем-то плескали. При свете пожарища она увидела удаляющиеся в ночную прерию вереницу фургонов. Индейцы увозили оружие. Она обернулась на полыхающую крышу склада, догорающую казарму, и караулку над которой располагалось жилье майора Хочиса. На земле лежали убитые: солдаты, чьи тела были утыканы стрелами, как и индейцы со смертельными пулевыми ранами, но никто из солдат не был оскальпирован. Выжившие защитники форта, безоружные и подавленные, сгрудились посреди двора, угрюмо наблюдая, как исчезает в огне их убежище и защита, во враждебной им прерии. Они понимали, что обречены. Их ждала одна участь - смерть, а уж, какой она будет, зависело от извращенной прихоти краснокожих. Подтащив бесчувственного часового, индейцы швырнули его товарищам, над ним тут же склонилось несколько человек, приводя беднягу в чувство. Когда вождь, чуть ли не проволок мимо них, едва поспевавшую за ним Эбигайль, со стороны пленных раздались гневные возгласы.
- Оставь ее немедленно, краснокожий! - с яростной властностью закричал майор Хочис.
Он был без фуражки, с перепачканным сажей и копотью лицом, порванном мундире, кровоподтеком на щеке.
- Оставь ее, слышишь ты, грязная свинья! Убери от нее свои лапы! - поддержали его своим возмущением другие пленные.
То ли от неожиданности, то ли от удивления, Хения разжал руку, отпуская тяжело дышащую Эбигайль, и она тут же накинулась на него с кулаками.
- Как ты мог оставить меня там?! Как ты мог?! Я чуть не сгорела заживо! Грязный дикарь, животное! Мерзавец! - надрывалась истеричным криком женщина, бившаяся в его руках.
Замолкшие пленники испуганно наблюдали за ними с ужасом ожидая, что сейчас индеец, взмахом томагавка утихомирит беснующуюся белую раз и навсегда.
- Ради бога, - не выдержав, взмолился кто-то, - успокойте женщину... Он же убьет её.
Но индеец на редкость терпеливо сносил все ее удары, лишь ловя и перехватывая, бившие по нему кулачки, отводя от себя ее руки, уворачиваясь от пощечины, которую она так и норовила влепить ему.