Белая

- Эндрю муж моей лучшей подруги Люси Эндертон из Бостона. Я рассказывала тебе про них, - проговорила Эбигайль, поспешно вскрывая его и пробегая глазами. - Она приезжает в Чер-тон.

И Эбигайль подала исписанный аккуратным почерком листок Когтистой Лапе, тот сосредоточено хмуря брови и шевеля губами, прочел его, а после спросил, отдавая письмо обратно:

- Поедешь в Чер-тон?

- Да, хочу увидеться с ней.

Люси и Эндрю остановилась в пансионе миссис Оттон, сняв у ней три комнаты. Встреча подруг происходила бурно со слезами радости, объятиями и поцелуями. Люси сразу же влюбилась в малышку Эйлен, которую по этому случаю забрали из пансионата, и почти не отпускала ее со своих колен, в то время как Эбигайль с замиранием смотрела на изменившуюся до неузнаваемости подругу. Она похудела, ее щеки запали, став нездорово бледными, а волосы потускнели. Некогда цветущая женщина постарела и иссохла, болезнь забирала ее жизненные силы. Люси, раньше страстная поклонница моды, перешла на старушечьи чепцы и бесформенные платья, все время, кутаясь в шаль.

- Да, - подтвердил Эндрю, пряча покрасневшие глаза. - Болезнь крови неизлечима. Она тихо чахнет, не жалуясь, и я ни в чем ей не отказываю. Она хотела приехать к вам, и я боялся, что ей будет тяжело перенести долгий переезд. Но она вопреки моим страхам, стойко перенесла дорогу и теперь с вашей дочкой просто расцвела.

- Расцвела? - с горечью изумилась Эби и, обернувшись, посмотрела на сидящих в гостиной Эйлен и Люси.

- Спасибо, что не выдали своих истинных чувств, - взяв Эбигайль за руку, Эндрю благодарно сжал ее. - Больше всего я боялся первого момента вашей встречи, когда вы не смогли бы скрыть изумления. Ей было бы больно, понять насколько она сдала и изменилась в ваших глазах.

- Я была готова к этому благодаря вашим письмам, Эндрю, и сделала бы все, чтобы не быть бестактной. Но, каковы ваши планы здесь в Чер-не?

- Поступлю на службу в здешнюю лечебницу, а зарекомендовав себя, обзаведусь частной практикой, - он посмотрел на Люси, читающую Эйлен книжку. - Вы действительно не против, чтобы мы присматривали и опекали Эйлен?

- Я не против этого, Эндрю. Вряд ли я смогу вырываться из резервации так часто, как хочу. Я полагаюсь на вас и, навряд ли, когда-нибудь смогу отблагодарить за то, что вы для меня сделали.

- Вы уже отблагодарили нас, доверив присматривать за Эйлен.

А сахему на этот раз труднее далось ожидание. Как ему удержать эту женщину? Отпустить ее? Но он не принимал этой мысли, просто не мог об этом думать. Ему казалось, что чем старше он становился, тем стремительнее летело время, словно грохочущий железный конь, созданный бледнолицыми, что мог обгонять самого быстроногого мустанга, оставляя его далеко позади. Но вот Белая уехала, и время тянется, словно изношенная кожа. С этой женщиной все по-другому, она не становится надоедливой ворчливой скво, от которой мужчина спасается, уходя на многодневную охоту, она остается женщиной, которую постоянно нужно завоевывать. Вернется ли она, когда встанет солнце следующего дня или придется опять пережить бессонную одинокую ночь? Когда Эбигайль вернулась, она сразу заметила хмурый вопрошающий взгляд мужа. Вскользь глянув на привезенные подарки, он вышел из типи. Хотя дом был уже готов, семья сахема не торопилась переезжать в него. Во всяком случае, дети предпочитали оставаться в палатке и Когтистая Лапа был с ними. Эбигайль не сразу пошла за мужем, а сперва покормила мальчиков, рассказав им об Эйлен. После, оставив их с подарками, она, собрав ужин, пошла в дом. Когтистая Лапа был там. Он сидел за пустым столом и смотрел, как жена осматривается, а потом накрывает стол перед ним.

- Ты мной недоволен? - Спросила, наконец, Эбигайль. - Скажи мне.

- Став моей женой, ты все равно продолжаешь мучить меня. Почему я не могу просто убить тебя? - задумчиво проговорил он. - А ведь я пытался сделать это много, много раз. Тогда почему?

Эбигайль посмотрела на него, садясь за стол напротив.

- Потому что ты ненормальный, - засмеялась она, увидев на его лице улыбку.

- Нет, не сумасшедший, - покачал он головой. - Я скорее убью самого себя, чем трону тебя хоть пальцем.

- Ну, ты трогаешь меня не только пальцами, надо тебе сказать, - подразнила она его и невольно осеклась под его прожигающим взглядом.

Тем не менее, Когтистая Лапа оставался серьезен. Он, молча, вышел из дома, хлопнув дверью, и вернулся лишь тогда, когда пасмурный день незаметно перешел в не менее ненастный вечер. В руке он нес рубаху и, судя по мокрым волосам и влажному торсу, был на реке.

- Тебе лучше оставить все это... - сказал он, растираясь полотенцем, которое ему подала Белая.

- Что оставить? - не поняла она.

- Меня... резервацию... Ты можешь и должна уехать.

- Как я могу, когда мои дети, могила Хении и... ты здесь.

Он пристально смотрел на нее.

- Разве ты не понял, что я люблю тебя, - провела она ладонью по его груди, изборожденной шрамами.

- Меня? - едва слышно спросил он.

- С гибелью Хении мое сердце умерло, но ты заставил его биться. Тебе не зачем прогонять меня.