Белая

- Ничего нельзя сделать, - со вздохом сказал он, снимая и протирая очки клетчатым платком. - Все фермеры против того, чтобы отпустить молодого человека и грозятся линчевать его, если капитан пощадит мальчика. С другой стороны капитан опасается бунта в резервации. Кстати, Эби, кто это упорно стоит на коленях посреди двора, - близоруко сощурился он на поникшего сахема.

- Когтистая Лапа.

- Но... Боже праведный, что они с ним сделали... - Эндрю с отвращением посмотрел в сторону забавляющихся этим зрелищем фермеров, что топтались неподалеку.

- Эндрю поговорите с ним. Я уже ничего не могу сделать, как ни пыталась, - с лихорадочно горящими глазами проговорила Эби.

Доктор кивнул, поправил на переносице очки и подошел к индейцу, стоящего коленями в пыли с поникшей головой. За ним с крылечка салуна наблюдали пьяные ковбои и фермеры, отпуская шуточки и оскорбления. Ночью индеец уже был закидан всем, что могло попасться тем под руку: его волосы ссохлись от разбитых об его голову тухлых яиц и помидор, на лбу кровоточила глубокая ссадина от угодившего в него камня, одежда пропахла попавшим на нее навозом и мочой, когда какой-то шутник вздумал на него мочиться, чтобы поднять индейца. Его били, но тот упрямо стоял на коленях. Эндрю подошел к нему и, встав перед ним, что-то сказал. Когтистая Лапа не шевельнулся. Тогда Эндрю, невзирая на шедшее от вождя зловоние, опустился перед ним на корточки и что-то начал говорить. Подняв голову, индеец потер запястье с кожаным браслетом и тихо ответил сухими от жажды губами.

- Он говорит, что пройдет все унижения ради сына. Он говорит, что у него ничего нет: нет денег, нет силы, нет власти. Он может заплатить только своей гордостью, и он заплатит ею сполна.

Эбигайль зашла в караулку и поднялась в кабинет капитана.

- Поймите, - говорил Уотерстону багровый от возмущения капитан, - я ничего не могу поделать в этой ситуации, как и вы. Фермеры в своем праве, они поймали парнишку с поличным и взбунтуются, если я пощажу его. Они и так не довольны, что я предотвратил скорое линчевание над ним. Но если бы я дал его линчевать - взбунтовалась бы резервация.

- Тогда, не позволяйте унижать т-так в-вождя, - заволновался Уотерстон. - У-уведите его с площади.

- Он не хочет, - вздохнул капитан, обессилено опустившись на стул за своим письменным столом. - Он считает, что если позволит издаваться фермерам над собой, то те пощадят парня. Видит Бог, у меня нет причин, не то чтобы любит Когтистую Лапу, но даже относиться к нему хорошо, но сейчас я готов простить ему все мои неприятности, причиной которых он стал, и уважать его.

Кивком, попрощавшись с капитаном, Уотерстон вышел из кабинета.

- Нет, не говорите мне, что ничего нельзя сделать, - схватила его за руку Эбигайль.

- Увы, это так, - тяжко вздохнул адвокат. – В-ваш племянник пойман с по-поличным...

- Но, он же еще ребенок, - порывисто оборвала его Эбигайль. - Почему сразу смертная казнь?! Разве то, что он несовершеннолетний не смягчает его проступок?

- Это так, - качнул рыжей головой Уотерстон, избегая смотреть ей в лицо. – Т-только этот закон распространяется на граждан Америки, к-коими индейцы не являются. К тому же п-пятнадцатиле-етний мальчик, по меркам индейцев, уже является воином. На это особо у-упирают представители здешних ф-фермеров.

Руки Эбигайль опустились, и она бессильно прислонилась к стене, смотря перед собой остановившимся взглядом. Бредли по просьбе капитана, с которым проговорил чуть ли не час, умчался в резервацию Бурого Медведя. Фермеры, не скрываясь ходили с обрезами, прошел слух, что другие резервации не хотят оставаться от этого дела в стороне и если Когтистая Лапа скажет свое слово неповиновения...

Мальчика повесили прямо перед сахемом, но кровожадность благообразных фермеров, собравшихся на линчевание в своих лучших одеждах, была не совсем удовлетворена. Ни один мускул не дрогнул на лице Когтистой Лапы покрытой коростой грязи, его волосы стали тусклыми то ли от седины, то ли от грязи. На его закаменевшее лицо страшно было смотреть. "Поплачь, покричи..." - умоляла его Эбигайль. Неизвестно, как бы закончилась эта казнь, может быть еще одним повешением, потому что столпившиеся возле виселицы фермеры то и дело взвинчивали себя, злобно поглядывая на безучастно стоявшего коленями в пыли сахема, который даже не думал сопротивляться.

- Краснокожие - испорченное затхлое семя божие! - вещал проповедник, показывая на Когтистую Лапу. - Семя, которое мы в благословенной Америке призваны выкорчевать. Не потому ли призвал сюда, на эти земли, Господь, детей своих!

Однако фермеры, не смотря на свое сильное желание, поквитаться с Лапой, тем более подкрепляемое истошными воззваниями проповедника, не рискнули, что-либо предпринять, при докторе Денджеле и адвокате Уотерстоне стоявших позади Когтистой Лапы недвусмысленно держа руки на раскрытых кобурах, своих смит-и-вессонов. К тому же солдаты форта, тоже были готовы предотвратить любую заварушку. На крыльцо караулки вышел капитан и, заложив руки за спину, молча, наблюдал за повешеньем.