Белая

Закусив губу, она беспомощно наблюдала, как он обвязывает ее и себя уздечкой связанной с веревкой сложным узлом, казавшимся ей рыхлым и ненадежным. Она обреченно терпела, пока Хения обматывал ее талию второй веревкой. Проверяя, он несколько раз с силой подергал ее опояску, и, чуть отодвинув, яростно вцепившуюся в него девушку и без видимых усилий начал подниматься по отвесной скалистой стене, цепляясь за неровности и трещины. Перекрестившись, Белая попробовала ближайший выступающий камень, нашла опору для ноги, неуверенно ступив на нее, тут же рукой нашаривая следующую трещину или уступ за который судорожно цеплялась мертвой хваткой, осторожно подтягивая свое тело. Она смотрела только на карабкающегося выше индейца, стараясь запомнить камни и выступы, за которые он хватался и страх немного отступил, но не забылся, конечно. Он захватил ее, заполнил каждую клеточку ее существа, прочно укрепившись в ней, отгоняемый лишь сиюминутной заботой, куда поставить ногу, за какой камень уцепиться, да как удержаться на крохотном выступе, вмещавший лишь носок ее ботинка. Иногда она долго не решалась дотянуться до того или иного выступа. Справиться с собой и страхом, тянущим ее вниз, помогала спокойная уверенность вождя, неторопливо карабкающегося выше. Девушка безнадежно отставала но, как только веревка между ними натягивалась, индеец замирал дожидаясь ее, иногда не в самой удобной позе, припав к скале. Все силы Белой уходили на борьбу с собой. Спина буквально зудела, чувствуя на себе упорный взгляд бездонной пропасти. До сих пор она даже не подозревала, что эта часть тела может быть настолько чувствительна. Казалось, что со спины сняли всю кожу, обнажив нервы, и теперь они болезненно ныли, требуя обернуться на назойливый зов бездны и посмотреть в ее глубину. Тогда Белая буквально вжималась всем телом в камень и твердила себе, что Хения запретил ей оборачиваться, после чего упрямо продолжала подъем. Часто у нее возникало желание остаться на месте, прижавшись к скале и не шевелиться, пока подергивание веревки не заставляло ее двигаться дальше, через силу переставлять ноги, а исцарапанные руки подтягивать дрожащее тело еще выше. Капли пота, щекоча кожу, стекали по виску и щеке на шею. Чем выше она поднималась, тем упорнее возвращался вопрос: сумеет ли удержать ее Хения, если она сорвется, учитывая то обстоятельство, что сам удерживается только благодаря цепкости пальцев и силе рук, да верно поставленной ноге. Требовалось как-то перебить назойливость этого опасного вопроса и Белая начала громко читать первое, что пришло на ум:

«Пусть идолопоклонством преклоненье*

Перед тобой не называет мир,

Хоть все хвалы, все песни, все творенья -

Все для тебя, и ты один - кумир".

Для Хении все было намного проще. Карабкаясь вверх, он не думал о страхе и уверенно поднимался по скале к священной пещере. Конечно, он понимал, что бледнолицая может сорваться. В таком случае, идущий впереди всегда резал связывающую его веревку, чтобы не упасть вместе с сорвавшимся и уцелеть. Это было правильным. Но для себя он решил, что не будет резать веревку, а во, чтобы то ни стало, вытащит Белую. Другое дело, что у нее, он знал это, был припрятан нож, и она вполне способна перерезать страхующую ее веревку, что бы не быть ему обузой. Если так случиться, и она не поверит, что он сможет вытащить их, что ж... он полетит в пропасть вместе с ней. Либо они вдвоем добираются до пещеры, либо оба погибают. Для него это было правильное решение и приняв его, он был спокоен. Снизу до него донесся голос девушки и Хения невольно улыбнулся. Она говорила громким речитативом слова, похожие на заклинания. Что ж, пусть молится мертвому богу и, может быть, он убережет ее от духов бездны.

«Всесильна магия очарованья,

Одним тобой душа полна:

Ты с каждым днем сердечней в миг свиданья,

И песня у меня всегда одна».