Белая радуга

И в размеренном темпе зашагал по аллее, повторяющей очертания озерного берега. Редкий едва не застонал от разочарования – как хорошо все начиналось, был шанс завести знакомство. Но теперь все. Бежать следом значило напугать мальчишку, и в следующий раз он насторожится, заметив Эдика рядом. Получалось, Редкий только что провалил контакт.

«Не сложилось номер раз», – подбодрил он себя цитатой из старого фильма. И завертел головой в поисках того, что могло спасти дело. В кустах, ближайших к мостику, Редкому вдруг почудилось какое-то шевеление. Порыв ветра с той стороны вместо свежести принес сладковатую вонь мокрой шерсти. Эдуард не считал себя трусом или паникером, но сейчас ощущение всплывшего из глубин памяти ужаса на миг почти парализовало его. Защекотала висок струйка пота, онемели пальцы, закололо под мышками.

Он крался по мостику приставным шагом, не сводя глаз с кустов, пока не ощутил под ногами пружинящую землю дорожки. Потом рванул следом за мальчиком, едва удерживая себя, чтобы не перейти на бег. Уговаривал себя, что хочет проследить, чтобы Платон благополучно вышел из парка, а на самом деле просто не хотел оставаться один на один с кошмаром десятилетней давности.

Вдруг он кое-что вспомнил – то, что не удавалось вспомнить годами, как ни бился. Иногда вроде как всплывало, особенно по ночам, и исчезало прежде, чем он успевал включить диктофон. Теперь же в голове четко зазвучала та запредельная, жутковатая мелодия, которую он услышал ночью на берегу вот этого озера. Да так отчетливо, что Эдик сумел просвистеть ее, потом еще и еще раз.

Приступ паники исчез мгновенно и без следа, теперь он просто стоял на дорожке, насвистывал мелодию и рвал из кармана мобильник, торопясь записать. Он даже про Платона забыл и не сразу осознал, что тот стоит рядом, тяжело дышит и смотрит ему в лицо неотрывно, взволнованно.

– Эта мелодия… вы ее знаете, откуда?!

– Слышал где-то… пришло вдруг в голову, – забормотал Редкий, в спешке нажимая не на те кнопки. – Погоди, записать хочу.

– Где? Где слышали?

– Ты чего так раскипятился-то? – спохватился Эдуард. – Может, я ее сам сочинил, не знаю. Сейчас, только запишу, чего добру пропадать.

Мобильник преподнес ему сюрприз – взял и отключился, мстя за пропущенный сеанс подзарядки. Редкий досадливо застонал, Воронцов не сводил с него глаз.

– Не переживайте. Я помню эту мелодию, могу вам скинуть потом. Только не вы ее сочинили.

– Может, и не я, – согласился Эдуард, прикидывая, что из этого может выйти. Вдруг контакт все же установлен?

Но тут Платон ошарашил его новой репликой:

– Я вас узнал, сразу же. Вы однажды подходили к забору нашего детдома и смотрели сквозь ограду на ребят.

– А, возможно… – Эдик спешно сделал вид, будто копается в памяти. – В Сиверском дело было, верно? Тогда мы с женой хотели усыновить ребенка, но не срослось как-то. Но, парень, это много лет назад было, как ты можешь помнить?

– У меня фотографическая память, – пробормотал Воронцов, явно думая о другом. – Я всех помню, кого хоть раз видел. Могу узнать человека, даже если он изменился, например, из ребенка стал взрослым. По мимике, жестам.

– Понял, здорово. А мелодия тут при чем?

– Вы мне скажите. Вы хотели, чтобы я ее услышал? Знали, что я так отреагирую?

– Клянусь, нет! – взметнул ладони Редкий. – Совершенно случайно все вышло. Вдруг, понимаешь, всплыла в голове.

Они стояли друг против друга, каждый напряженно продумывал следующий вопрос, когда грубоватый окрик с соседней аллеи заставил обоих вздрогнуть:

– Граждане, не стоим на месте, не стоим! Движемся, движемся на выход! Парк закрывается через десять минут!

Эдуард первым зашагал в сторону ближайших ворот, уверенный, что Понедельник теперь уж не сорвется с крючка. Так и вышло: парень бросился за ним вдогонку. Догнал, пошел рядом. Проговорил, от волнения глотая звуки:

– Мне очень важно знать… Я помню эту мелодию с детства, я искал ее, но так и не нашел никогда, нигде.

– Так ты детдомовский? – с ноткой сочувствия, но словно бы походя уточнил Редкий.

– Ага.

– Но сейчас ты явно не в Сиверском обитаешь. Отыскались родители или тебя усыновили?

Парень думал о своем и ответил через паузу, когда Эдик и не ждал уже.

– Нет, ни то и ни другое. Просто нашлись опекуны, которые устроили и директора нашего дома, и меня. Они имели возможность определить меня в здешнюю гимназию, и это хорошо: здесь очень сильные физика и алгебра. В прежней школе я давно уже на уроках другое для себя решал. Так что я им благодарен.

– Про настоящих родителей знаешь что-нибудь? – Редкий интуитивно избрал себе роль бесцеремонного, но сердечного собеседника.

Платон помотал головой:

– Совсем ничего – скорее всего, и не узнаю уже никогда. Я найденыш. Раньше думал, что мне просто так говорят, чтобы неудобных вопросов не задавал. Но, прежде чем я покинул детдом, директор показал мне мои документы – о моих родных там ничего. Только то, что меня нашли примерно шестилетним, даже не написано, где именно.