Белый морок. Голубой берег

Предложение Ляшенко было встречено гнетущим молчанием. Разве же могли они так просто и легко расстаться с настоящей гордостью отряда — породистыми конями, которые были с такими трудностями захвачены у врага и которые уже не раз выручали их на крутых партизанских тропинках? И все же никто не возразил Ляшенко. Потому что каждый понимал: с подводами и трофейными грузами отряд в самом деле прикован к местным дорогам, которые, безусловно, находились под недреманным оком гестаповских прислужников. Чтобы сохранить отряд как боевую единицу, они сейчас должны были пойти на любые жертвы. Вот только как выиграть у преследователей время — это в самом деле проблема. Оставаться на месте просто невозможно: через час-другой вражеская разведка непременно обнаружит их здесь. Если б можно было незаметно направиться на поиски более надежного места! Но стоит только это сделать, эсэсовцы тоже двинутся по их следам, как они это делали последние трое суток. Где же выход?

— Если бы мне было разрешено, я тоже мог бы высказать некоторые соображения, — как всегда, вкрадчиво подал голос Ксендз, который до сих пор был целиком поглощен созерцанием какой-то мелкой лесной букашки.

Все, кроме Загравы, с затаенной надеждой уставились на него: этот нелюдимый, вечно углубленный в собственные скрытные размышления человек очень редко вмешивался в сугубо боевые дела командиров, но если уж брал слово, то поражал собеседников оригинальностью анализа событий и неожиданностью выводов. Поэтому и затеплилась у присутствующих хрупкая надежда: а вдруг и на этот раз Ксендз предложит что-нибудь стоящее?

— Говорите, Витольд Станиславович! Собственно, для этого мы здесь и собрались, — подбодрил его Артем.

— Чтобы провести прямую линию на плоскости, как известно, достаточно иметь на ней лишь две элементарные точки. Но чтобы выработать единственно правильное боевое решение, необходимо опираться на десятки самых разнообразных исходных данных. И при этом следует непременно принять во внимание незначительные на первый взгляд факторы, — как-то нарочито вяло, будто по принуждению, начал Ксендз, глядя поверх голов куда-то в лесные заросли. — Можно только преклоняться перед беспощадной откровенностью и суровостью начальника штаба, когда он делал анализ нынешнего нашего положения. Что же касается его выводов и рекомендаций… Не берусь утверждать, что они в принципе неправильны, но должен заметить: эти выводы были бы несколько иными, если бы оценка обстановки базировалась на большем количестве реальных фактов.

— О, начался ликбезовский лекторий! — не удержался Заграва, чтобы не кольнуть словом своего постоянного оппонента. Но на него тут же цыкнули. Василь прикусил язык, хотя откровенно пренебрежительная улыбка и продолжала играть на его устах.

— Начштаба не учел, например, такого фактора, как нерешительность или, если так можно выразиться, алогизм в действиях наших преследователей. Они, как сапожная смола, тянутся за нами днем и ночью, но упорно избегают решительных действий. И это те эсэсовцы, которые всегда и всюду привыкли оставлять после себя горы трупов! Разве не странно, что, по сути, они не произвели по нашему отряду ни единого прицельного выстрела, хотя имели для этого множество возможностей?.. Всякий на их месте, обладая таким перевесом в силе, непременно терроризировал бы противника постоянным обстрелом, что только ускорило бы его дезорганизацию, истощение и обескровливание. Вот и возникает вопрос: чем обусловлена подобная тактика преследователей?..

Присутствующие с удивлением переглянулись: а в самом деле, чем она обусловлена?

— Не берусь утверждать категорически, но, по-моему, секрет здесь простой: эсэсовцы явно принимают нас не за тех, кем мы являемся на самом деле. Их тактика станет полностью понятной, если предположить, что они принимают нас за арьергард партизанского соединения, который своими хаотическими рейдами всячески стремится отвлекать внимание от передислокации основных сил… Это, так сказать, первый момент, не учтенный при оценке обстановки. А теперь о втором. У нас, в свою очередь, нет отчетливого представления, с кем мы имеем дело — с отдельным карательным батальоном или, может, с передовым разведывательным отрядам карательной экспедиции. Бесспорный факт: до тех пор, пока мы точно не установим это, вряд ли сумеем выработать правильное решение. Не хочу навязывать свое мнение, однако мне кажется, сейчас первейшая наша задача…

— Цапнуть «языка». Так это я запросто сделаю! — невольно вырвалось у Загравы.

— Я уверен: первейшая наша задача, — и глазом не повел на него Ксендз, — не консервироваться и не уходить куда глаза глядят с Киевщины, а немедленно отрываться от преследователей, тщательно изучить обстановку, а уж потом…

— Открыл, называется, Америку! — разочарованно махнул рукой Довгаль. — Трое суток мы вот только то и делаем, что отрываемся от них, а оторваться никак не можем. Я думал, услышу совет, как именно это сделать, а получается…

— А разве товарищ Заграва только для одного меня говорил? Он уже подсказал единственно правильный выход.