— Послушайте, у меня было достаточно времени, чтобы все как следует обдумать и взвесить. И сейчас со всей категоричностью заявляю: я целиком и безвозвратно разоружился и опасности для вас уже не представляю, — по-своему истолковал пленный весьма длительное молчание Ксендза. — А вот помощь в борьбе с Гитлером, и притом весьма существенную, оказать могу. Не улыбайтесь, в эти слова я вкладываю совершенно конкретное содержание. Хотя вы… Разумеется, вам трудно поверить немцу, да еще и одному из зачинателей национал-социалистского движения. Но запомните: вы допускаете фатальную ошибку, когда всех моих соотечественников отождествляете с гитлеровцами. Да, среди нас много мерзости, но большинство — честные немцы. И скоро в этом убедится весь мир! Конечно, я не могу назвать точной даты, но надеюсь, не далее как через год, в рейхе произойдут кардинальные перемены: Гитлер будет сметен со сцены! Его уберут, как только он хоть немного поскользнется. И уберут сами немцы. Да, да, его ждет позор и виселица!.. Наивно было бы считать, что те шесть миллионов, которые отдали свои голоса за партию Тельмана на последних выборах в рейхстаг, бесследно исчезли с политической арены. Нет, они просто сняли красные береты, ушли в глубокое подполье и ждут благоприятного момента… А думаете, из бывших сторонников национал-социалистской идеи мало таких, которые проклинают день и час, когда связались с этим недоотравленным параноиком? Могу заверить: в партии фюрера тысячи разочарованных и утративших веру, которые тайком тоже точат ножи. Одним словом, ныне в Германии существует мощная оппозиция, которая рано или поздно; поднимет голову и хотя бы как-то реабилитирует несчастную немецкую нацию перед человечеством и перед историей. Каждый, кто носит на плечах не только шляпу, понимает: это единственная наша возможность завоевать право оставаться в семье других народов и не исчезнуть навсегда с лица земли. Сама логика вещей подсказывает: скоро каждый немец должен сделать решительный выбор. Но человек, как известно, соткан из страхов, сомнений, противоречий, он увереннее ступает в неизвестную реку, когда четко видит противоположный берег. И ваша миссия, я сказал бы, историческая миссия — помочь нам, немцам, в тяжелую пору очертить перспективу противоположного берега…
— То есть?
— То есть помочь всем антигитлеровским силам объединиться в юридически оформленную институцию, которая взяла бы на себя руководящую и направляющую роль антифашистского движения.
«Не предлагает ли он, случайно, себя в руководители антигитлеровской оппозиции? Вот так вираж!» — Сосновский даже присвистнул от удивления. Чего угодно мог ждать от Бергмана, идя сюда, но только не такого поворота событий. Что ж, пленный гауптштурмфюрер, видимо, зря времени не терял в этой норе!
— Не подумайте только, что я навязываю собственную персону в вожди демократической Германии, — Бергман угадал мысли Ксендза. — Нет, я уже неспособен к борьбе, потому что полностью исчерпал себя на жизненных дорогах. Да и фигура моя, если говорить откровенно, слишком одиозная для такой роли. Чтобы антифашистское движение обрело в самом деле даже массовый размах, превратилось в реальную силу, его должны возглавить отнюдь не бывшие сторонники Гитлера. Однако и не мученики гиммлеровских концлагерей. Это должен быть авторитетный, известный и уважаемый всей нацией, а самое главное — незапятнанный в политических махинациях человек, которому все могли бы поверить. Учитывая наши извечные традиции и сугубо немецкие симпатии, лучше всего, если бы это был кто-нибудь из военных идолов, но непременно старой, еще догитлеровской генерации…
— Ваши размышления, возможно, и представляют определенный интерес, — прервал его не совсем деликатно Ксендз, — только сейчас они ни к чему: подобные проблемы не нам и не здесь решать. Однако я обещаю передать командованию вашу просьбу и ваше предложение. Надеюсь, оно приложит все усилия, чтобы вам не пришлось долго изнывать в этой суровой обители.
— Хочу в это верить.
— В заключение советовал бы вам, настоятельно советовал бы, не раздражать наших хлопцев. Вдруг у кого-нибудь не выдержат нервы?.. Сами ведь понимаете, такие ошибки не исправляются!
Выбравшись из пещеры, Сосновский торопливо направился к палатке лагерного коменданта, чтобы узнать, не возвратился ли Артем. Однако Варивон не мог сказать ему ничего утешительного: Артема не было, и неизвестно, когда он точно должен был прибыть. А Витольд Станиславович, всегда спокойный, уравновешенный, углубленный в себя, сегодня не мог дольше ждать! И не потому, что у него были слишком срочные, архиважные дела к командиру — просто после объезда «почтовых ящиков» он находился под таким впечатлением, что не знал, куда себя девать.