Белый морок. Голубой берег

Закончив свою печальную повесть, Парменов вновь впал в забытье, а партизаны сурово молчали, опустив головы. Да и кому были нужны слова, когда присутствующих охватывали одни и те же мысли, одни и те же чувства? Прошло немало времени, пока не опомнился и не промолвил гневно Синило:

— Ярвета мы запомним! И отомстим за его смерть сполна!

— Да, да, запомним и отомстим!

Осторожно перенесли, уложили на командирскую бричку потерявшего сознание радиста, еще раз напоили сладким настоем трав да и сами легли вповалку под возами. Солнце не успело подбиться к полуденному кругу, а в лесу еще сохранялась в тени свежесть и прохлада. И висела какая-то торжественная, первозданная тишина. Приумолкли даже неугомонные птицы, будто сознательно не желали нарушать покоя партизан — скромных тружеников войны. Лишь сон почему-то упорно сторонился их походного лагеря.

Закинув руки за голову, Матвей лежал возле брички с широко раскрытыми глазами, и ни на миг его не покидала мысль о бебеховском полицае-палаче. Сколько крови, сколько слез и горя выпало Матвею видеть за последний подневольный год, но он так и не мог до сих пор понять, где и откуда выплодились в этих краях предатели-зверюги, которые не хуже фашистов сеяли вокруг себя смерть и страдания. Огорчительнее всего, больнее всего Матвею было осознавать, что всякие там кодолы не занесены черным ветром из-за морей, не выпущены из каких-то сказочных пещер, а родились тут же, на нашей земле, в течение многих лет, наверное, считались тружениками, совместно с односельчанами топтали одни и те же стежки-дорожки, любовались безоблачным небом, сеяли хлеб и растили детей. А вот в лихую годину… В годину грозных испытаний хорошие люди становились еще лучшими, вырастали в героев, а всякие общественные отбросы превращались в зверей, делались кровопийцами собственного народа…

— Не спишь? — вдруг опустился возле него на колени хмурый, как осенняя ночь, Семен Синило. — Я тоже не могу уснуть. Этот растреклятый Кодола вот здесь мне стал, — ребром ладони он резко чирканул себя по горлу. — Не верится, что после гибели Ярвета он оставил своих односельчан в покое. Чует мое сердце: Кодола за злополучную «тыщу» реки крови пустил…

— Не сомневаюсь, что так оно и было.

— Так сколько же он будет творить свои подлые дела? А может, пора уж укоротить ему руки?.. Знаешь, что я сейчас надумал? В Бебехи наведаться! Пока вы тут то да се, я со своими хлопцами верхом на конях мигом смотаюсь. Тут же рядом…

Честно говоря, Матвей с превеликой охотой сам бы поехал к Кодоле «в гости», чтобы свершить праведный суд. Однако, как командир диверсионной группы, перед которой стояли четкие и конкретные задачи, он не мог поддаться минутному искушению. Поэтому и вынужден был возразить Семену:

— Такое придумал! У нас свой план действий, и нарушать его мы не имеем права.

— А разве посещение Бебехов помешает нам крутить «лисьи петли»? Да ни в малейшей степени! Более того, мы разведаем, какой резонанс вызвал в крае наш ночной фейерверк…

«Все это, конечно, интересно, но что, если Синило напорется на карателей или засаду полицаев? После успешного осуществления операции под Коростенем вдруг потерять из-за какого-то задрипанного полицая лучших партизан… Слишком большой и ничем не оправданный риск!»

— Нет, нет, Семен, с Кодолой поквитаемся в другой раз.

— Другого раза может не быть, уважаемый! — ответил Синило резко. — Кто знает, где каждого из нас подстерегают свои Бебехи… А дать возможность Кодоле вершить свое черное дело… Да земля под нами разверзнется, люди нам этого не простят!

Ничего не мог возразить Довгаль своему давнему другу. На войне в самом деле перед пулей все равны, на войне никто не знает, где именно и когда подстерегает его смерть. Так стоит ли откладывать добрые дела на другой раз, которого действительно может и не быть?

— За нас можешь не беспокоиться, Матвей, — по-своему понял молчание командира Синило. — Я уже все взвесил и все обдумал: в Бебехи мы отправляемся под видом подвижного эсэсовского патруля. Ну а в случае чего… Скажи: я тебя когда-нибудь подводил? Не подведу и на этот раз!

Матвей приподнялся на локоть, положил руку на колено Семену и глухо произнес:

— Как бы я сейчас хотел оказаться на твоем месте!.. Возможно, я допускаю трагическую ошибку, но перечить тебе не стану. Поезжай к Кодоле! Только смотри…

— Спасибо, друже! — пожал руку Матвея Синило и быстро вскочил на ноги.

— Не мешкай только и не теряй здравого смысла!