Беньямин и Брехт — история дружбы

Если литература может способствовать изменению мира, значит, долг состоит в том, чтобы просеять прошлое в поисках нераскрытых секретов и найти «тайное соглашение между прошлыми поколениями и сегодняшним»⁵⁴⁹. Память и «памятование» являются движущими силами эстетической и теоретической работы, потому что они могут обращаться к неоконченным делам, тем самым создавая современность [jetztzeit]⁵⁵⁰ вне истории[309]. «Парижские пассажи» Беньямина являются символичной попыткой сопротивления через суггестивное вспоминание, воссоздание прошлого, что соответствует антифашистской программатике Брехта[310]

. «Сегодняшний день переходит в завтрашний, питаясь вчерашним», писал Брехт в 1954 году: «История может отбрасывать прежнее, чтобы начать с чистого листа, но боится пустоты»⁵⁵¹. Традиция, как следует из тезисов Беньямина, «никогда не свободна от варварства»⁵⁵². «Существует традиция катастроф»⁵⁵³. У каждой «культурной ценности», что несут в «триумфальном шествии» победителей, есть «происхождение», о котором «исторический материалист» «не может думать без содрогания»⁵⁵⁴

. Эпиграфом к развивающему эту мысль седьмому тезису Беньямин поставил следующие строчки из «Трёхгрошовой оперы»: «Не забывайте о великой стуже / В юдоли нашей, стонущей от бед»⁵⁵⁵. Брехт, разделявший эти идеи, хоть и с определенной иронией[311], в художественных произведениях образцово справился с задачей «погладить историю против шерсти»⁵⁵⁶. В стихотворениях «Вопросы читающего рабочего» и «Посещение изгнанных поэтов» из «Свендборгских стихотворений» Беньямин находил свидетельство обращения к «безымянному подневольному труду современников»⁵⁵⁷

:

Брехта занимает предание угнетенных (в «Вопросах читающего рабочего»). Предание угнетенных определяет его видение изгнанных поэтов. Брехт подчеркивает основу, фон, на котором появляются великие «властители умов». В буржуазной картине мира этот фон равномерно закрашен серым⁵⁵⁸.

Стихотворение Брехта «К потомкам», переписанное Беньямином. 1938

Оба видели в коммунизме способ преодоления угнетения; революция казалась им очевидным и необходимым путем — как сказано в процитированном Беньямином стихотворении Брехта «Коммунизм — сама умеренность», написанном около 1931 года: «Коммунизм — самое легкое испытание, / Самое очевидное, умеренность и здравый смысл»⁵⁵⁹

. Беньямин решительно защищал новую идеологию, например, в письме Вернеру Крафту 1934 года:

Вы признаете, что сейчас вам не хочется принимать коммунизм как «решение для человечества». Но конечно, вопрос состоит именно в том, чтобы положить конец бесплодным поискам решений для человечества, наконец, найдя нужную систему; полностью отказаться от нескромных планов создания «всеобщих» систем и, по крайней мере, попытаться сделать жизнь человечества свободной, как начало дня хорошо выспавшегося разумного человека⁵⁶⁰.

Аналогичным образом, в 1936 году, в эссе «Библейское послание и Карл Маркс», Фриц Либ писал, что коммунистическое общество ведет «к порогу периода истории человечества, когда, как хорошо сказал Вальтер Беньямин, „впервые возможно создать опыт человечности“»⁵⁶¹. Возможно, именно эти мысли заставили Беньямина обратить внимание Брехта на творчество Либа, диалектического теолога и политического мыслителя. В августе 1936 года Беньямин писал Либу из Сковсбостранда с просьбой прислать последний выпуск редактировавшегося Либом журнала Orient und Occident со статьей редактора[312]. Судя по тому, что этот журнал есть в библиотеке Брехта, Либ выполнил просьбу Беньямина.

В дневнике Брехта уже процитированная запись о тезисах Беньямина к философии истории продолжена: