Без иллюзий

– Лена, зайдите, пожалуйста, ко мне, – сказал Михаил, когда она взяла трубку в своей комнате.

Усадив ее рядом с собой, он спросил: «Вам что-нибудь ясно в этой истории? Плешаков уже узнавал, здесь ли вы, но на мое предложение прислать вас к нему ответил отказом, который я бы назвал окрашенным в испуг».

Лена слегка смутилась, но, видимо, тут же приняв про себя какое-то решение, ответила: «Дело, наверное, вот в чем. Вчера я разговаривала по телефону со своей приятельницей, Еленой Боннэр. Она сказала мне, что сейчас уезжает в Ригу на один процесс.» – «Вот оно что!» – отозвался Михаил.

Елена Боннэр была женой академика Сахарова, уже сделавшегося правозащитником и абсолютно неприемлемым оппонентом для власти. Свои рассуждения Михаил продолжил уже вслух: – «Выходит так. Ваш разговор с Боннэр прослушивался, сами знаете кем. И они решили, что сообщая вам об отъезде в Ригу, она приглашает вас присоединиться к ней. И они тут же приказали Плешакову принять меры к тому, чтобы в Риге вас сегодня не было. Так?» – «Так!» – подтвердила Лена. – «Вот почему он настолько струхнул! Боялся не угодить органам!» Лена молча кивнула в знак согласия. Она и так полагала, что Михаил ей не враг, но теперь не знала, изменится ли его отношение к ней в дальнейшем. Ведь знакомство с диссидентами само по себе уже приравнивалось к диссидентству. Михаил не думал, что в своих симпатиях к противникам режима Лена зайдет слишком далеко, как, например, та же Боннэр или Лариса Богораз. Что-то в ней говорило в пользу того, что она не положит маленькую дочку Надю на жертвенный алтарь во имя свободы личности и общественных свобод. К тому же у нее не было мужа с таким защищающим от полного уничтожения именем, как у Елены Боннэр. А это значило, что где-то, причем очень скоро, ей придется затормозить перед последней чертой, пересечь которую, не понеся очень тяжких потерь, было бы уже невозможно. На всякий случай он решил предупредить Лену от дальнейших промахов. – «Теперь вы понимаете, что Плешаков не оставит вас своим вниманием?» Лена снова молча кивнула. Потом добавила:

– Я хотела просить вас по другому делу. Меня опять зовут в экспедицию за книгами. Вы меня отпустите? Вернее – можете отпустить?

– Судя по всему, не должен бы. А когда и на сколько дней вас зовут?

– Буквально завтра. На неделю.

– Далеко?

– В Вятские края.

Михаилу тотчас вспомнилась Бажелка. Люся, Саня Подосинников, другая жизнь в сравнении с Московской, Ваня Абатуров и Викто́р.

– Не скажу, что нам с вами будет легко, – сказал он, немного подумав. – Но давайте попробуем. Напишите мне заявление об отпуске за свой счет на пять рабочих дней. Лучше даже пять заявлений на каждый день. Я своей властью просто не могу давать вам больше дня. Попытаюсь не передавать заявления в отдел кадров сразу. Все достаточно рискованно, поэтому постарайтесь не задерживаться с возвращением, как бы ни хотелось. От этого зависит слишком многое. Обещаете? И никому ни слова.

– Да.

Лена поблагодарила, поднялась и ушла, подбросив к его и без того нелегкой ноше еще пять камней. – «Весело быть начальником отдела с поднадзорными.» – пронеслось в голове, но тут же возникло и вполне здравое возражение: – «А кто тебе сказал, что ты сам не на подозрении? Вон как вокруг тебя Плешаков все роет и роет. Ведь не зря же старается. Если даже приказа насчет тебя у него пока нет, он все равно готовит подлянку по своей инициативе. Надеется отличиться своей бдительностью и чутьем. Это ему безусловно зачтется в заслугу. Эх, кабы не моя любовь к русскому языку и словесности! Отказал бы я тебе, Лена, если б не она, эта самая любовь, безо всяких сомнений. А тут еще образ сельского старичка-священника с фотографии из головы не выходил. Сколько еще со мной будут играть в кошки-мышки прежде чем выгнать к чертовой матери с волчьим билетом? Ведь всяко лыко – и мое, и чужое – Плешаков старательно вплетает в составляемое на меняя досье. Тут тебе и постоянные проверки присутствия, и история с Зоськой, и вот теперь проверки на диссидентство Лены, а с нею и меня. Не многовато ли? Пока что история с Зоськой дала Плешакову самый выгодный для него материал. Дело заключалось вот в чем.

Едва Михаил с Мариной прилетел домой из первого отпуска, который заработал после возвращения в институт, раздался телефонный звонок. Звонил Бориспольский.

– Ну, Слава Богу, Михаил Николаевич, что вы вернулись! Тут последние десять дней такое творится! В отделе стоит сплошной бабий крик!

На время отпуска исполняющим свои обязанности он оставил Сашу. Теперь явно предстояло расхлебывать что-то серьезное. За него и за кого-то другого. Господи, до чего хорошо без всего этого было в Саянах, хотя сплав по Кантегиру потребовал много нервных сил! Но ведь там это другие нервы!

– Из-за чего крик? – спросил Михаил.