Без иллюзий

Закончив курс на мех-мате, Соломон уволился с завода и поступил в весьма закрытый институт, где занялся динамикой полета маневрирующих ракет. На сей раз в его новом качестве математика, механика и инженера его национальность не послужила препятствием для допуска к секретным разработкам. У Михаила не было никаких сомнений, что Соломон многого достигнет и на новом поприще. Это был человек в любых обстоятельствах, на все времена. Их приятельство не ограничивалось пребыванием на работе. Соломон был женат на Энне примерно столько же времени, сколько и Михаил на Лене. Их дочери – соответственно Лена и Аня – были одного возраста. Энна работала в школе преподавательницей русского языка и литературы. До замужества она успела отработать по распределению где-то в районе Благовещенска, в Амурской области. Там жизнь тоже научила ее многому, чего она раньше не представляла. Например, однажды она продиктовала на уроке фразу: «По неосторожности охотник попал в капкан.» В ответ раздался совершенно не ожидаемый ею взрыв смеха. И тогда дети охотников-промысловиков растолковали ей, что капканом тут издавна называют кабак, и в него попадают по желанию, а не по «неосторожности». Душевная, мягкая, красивая и чуткая Энна очень подходила Соломону, которому тоже были присущи сходные качества наряду с твердой волей и не признающим халтуры умом. Человек скромной внешности, он тем не менее был строен, хотя и чуть сутуловат. Живые глаза с неподдельным интересом изучали окружающее. Лицо его чем-то напоминало известную фотографию Ленина в картузе и с челкой на лбу, когда он изображал рабочего Иванова после провала большевистского путча против Временного правительства в июле 1917 года. Михаил с Леной приглашали Соломона то на охоту, то в Подмосковный поход. Самым ярким из них был поход по реке Лопасне, в котором они обновляли только что купленную Михаилом байдарку «Луч». У них тогда еще не было своей палатки, но её тогда взял для них в спортклубе МГУ школьный друг Михаила Гриша Любимов, который тоже шел по Лопасне, но отдельно, в другой компании, в которой ему неудобно было появляться с кем-то из посторонних. Там в основном находились люди постарше, от которых, видимо, в какой-то степени зависела будущая Гришина карьера и судьба. Там же шла и Таня Баранович, девушка, на которой Гриша вскоре женился. Время от времени они виделись на маршруте, а потом и в Москве, и в других местах, но жизнь уже давно развела их по разным путям, и потребность в общении постепенно истончалась. То же самое случилось потом и у Михаила с Соломоном, но тогда для них время расхождения еще не наступило. Лопасня оказалась не самой лучшей рекой для получения радостных впечатлений. Маловодная, мелкая, с каменистыми перекатами, она порядком подрала новенькую оболочку байдарки, что очень больно ударило по капитанским чувствам и настроению Михаила, но в одном месте они ощутили себя действительно внутри чудесной красоты. Это было в нескольких километрах ниже села Семеновского, где очень высокий левый берег плавно изгибался громадной дугой. Весь он был покрыт хорошим лесом, совершенно не нарушенным вырубками. На нем прямо-таки лежала печать особой избранности. Правда, перед началом этого участка они миновали разрушенное подобие плотины или деревянных надолб, опутанных порванной колючей проволокой, но это их ничуть не насторожило. Дело шло к вечеру. Они решили заночевать около дальнего конца лесной гряды. Площадка для бивака нашлась довольно высоко, но труды по подъему лодки вполне компенсировались видом. Они благополучно переночевали, а утром какие-то подростки с удивлением обнаружили их стоянку и спросили, как они тут оказались. Ответили – спускались вниз по реке, вечером остановились, сейчас пойдем дальше. – «Это место – под первым отделом,» – сообщил старший из них. В переводе на русский это означало секретную зону. Немного погодя из разговора они уяснили, что здесь находится дача Берия – Малюты Скуратова сталинского режима. И хотя хозяина этой дачи расстреляли целых четыре года назад, отголоски леденящего души ужаса еще ощущались. И в передаче подростков, и в том, что даже река была перегорожена напрочь выше и ниже поместья, чтобы здесь она находилась в единоличном владении властителя всей этой красоты. Они не стали задерживаться здесь ни на минуту сверх необходимого для сворачивания бивака. Дух Старого Коменданта, как о том говорил Франц Кафка в рассказе «В исправительной колонии», был действительно жив. Вот, оказывается, чем объяснялось и безлюдье, и нетронутость, и фундаментальные проволочные заграждения поперек русла реки, только недавно разрушенные ледоходом. Где только не было дач этого Берия – и здесь, в Семеновском, и в Гаграх у моря, и еще высоко над домом отдыха архитекторов, где ее после войны видел сам Михаил, и Бог знает где еще, где только глянулось этому блюстителю Сталинской госбезопасности.