Без иллюзий

Ну что ж. Имея неограниченную власть, разве можно удержаться от захвата самых лакомых кусков природы для себя и своих развлечений? В этом и состояло одно из сильнейших искушений в борьбе за власть –победить, чтобы потом жить так, как нравится, где нравится и с кем нравится, абсолютно не считаясь при этом с кем-нибудь еще. Быть господином положения! Разве не в этом проявляется высшее наслаждение?! Только о чем-то подумаешь, что тебе еще не принадлежало – и это твое! Собственно, ради этого и стоит жить. Все остальное – напрасное копчение неба. В чаду мечтаний ведь ничего не получишь, кроме иллюзий, а сыт ими не будешь. Тем более не осуществишь мечтаний в жизни. Таких возможностей существует очень мало. Они достаются совсем немногим. А это выливается в одно – надо нужное отбирать у множества претендентов, а большинство населения лучше вообще ни к чему стоящему не допускать. Собственно, это и составляло основное содержание жизни Берия и ему подобных, да и стоящего над ними Сталина – тоже.

Глава 10

Несмотря на то, что на заводе Михаил успешно обретал практический инженерный опыт, общался с разными, в том числе и очень интересными людьми, каких совершенно не рассчитывал узнать в Подмосковной глубинке, в целом он свою тогдашнюю работу считал издевательством над той жизнью, о которой мечтал – она куда чаще оказывалась уныло однообразным, скучным существованием, отрывавшим от его настоящей жизни восемь с лишним часов каждый божий день, кроме выходных, когда он более или менее принадлежал себе и Лене. Никогда раньше, даже в детском саду во время «мертвого часа» (в отличие от других детей он не спал днем никогда, за исключением одного-единственного раза), он не чувствовал себя настолько ограбляемым тупой внешней силой, не намеренной ни сейчас, ни потом считаться с его собственными стремлениями – и все ради получения скудных денег, бессовестно ничтожных как с точки зрения потребностей, так и с точки зрения самолюбия, необходимого творческой личности, поскольку государство таким образом открыто показывало, как он и ему подобные, своим умом и изворотливостью осуществляющие технический прогресс, мало значат и для него, государства, и, тем более, для рабочего класса. Система неукоснительно заботилась о том, чтобы рядовой инженер получал меньше рядового рабочего, а лучший инженер все равно меньше лучшего рабочего. Этим, помимо хвалебных слов, подкреплялась официальная демагогия о ведущей роли рабочего класса в жизни всего общества, строящего счастливое коммунистическое будущее для всех людей, когда от каждого будут брать по способностям, а давать по потребностям – таково было официальное обещание райской жизни, сформулированное лидерами самого передового учения изо всех общественных наук на Земле – от Карла Маркса до товарища Сталина и продолжателей его дела включительно. Правда, для умерения претензий к себе на «переходный период» к коммунизму (пока его не построят) большевистская власть догадалась заменить лозунг «от каждого по способностям, каждому по потребностям» на другой, благоразумно ограничивающий удовлетворение потребностей, которые в принципе способны расти без предела: «от каждого по способностям, каждому по труду», А вот в том, как власть представляла себе правильную оценку труда каждой категории трудящихся, любой интересующийся мог увидеть на практике. Физически самый тяжкий труд был у крестьян. Он длился от зари до зари, что на колхозном поле, что дома, где не было никаких удобств цивилизованной жизни. С ними шли вровень по труду, а по условиям тягости обстановки даже превосходили лишь некоторые рабочие профессии – горняки урановых рудников, угольных шахт и отравных химических предприятий, где приходилось «вкалывать» в абсолютно противоестественной обстановке – во тьме и сырости, в тесноте забоев, в пыли и загазованности, при постоянной угрозе взрыва метана или обрушения кровли, а то и при пронизывающей радиации, бесшумно и быстро превращающей человека в развалину. Но у этих-то хоть был укороченный рабочий день, а у крестьян, хоть и работающих в основном в естественной среде, этот рабочий день по существу был совершенно не нормирован. А уж как он оплачивался, особенно на фоне зарплаты горняков, можно было и не говорить – это были сущие слезы. Естественно, Михаил никогда не забывал, что на свете есть множество народу, которому живется несравненно трудней и хуже, чем ему. Однако это совсем не умаляло его недовольства наличными обстоятельствами его жизни. Даже будучи делом привычным.

До работы на заводе Михаил никогда не ощущал столь мощного внутреннего протеста и против своей несвободы в действиях, и против мизерной зарплаты, слишком явно ограничивающей радиус отдаленности тех изумительных походных маршрутов и мест, куда хотелось попасть.