Синтаксисъ обычнаго языка былъ простой, единообразный, легкій,—и евраистическое вліяніе только увеличило эти качества. Не стсняя и не затрудняя новозавтныхъ писателей, какъ это было бы съ языкомъ классическимъ,—языкъ евраистическій прилаживался и подчинялся ихъ мысли, немедленно воспринимая ея форму и отпечатокъ. Онъ съ одинаковою легкостію примняется и къ обычнымъ явленіямъ повседневной жизни и къ самымъ возвышеннымъ спекуляціямъ,—къ идеямъ абстрактнымъ и конкретнымъ. Присутствіе въ немъ евраистическаго элемента длало его легкимъ и для іудея, привыкшаго къ языку совсмъ отличному, при чемъ онъ оставался связаннымъ съ міромъ іудейскимъ и вообще оріенталистическимъ, съ его идеями, врованіями, съ его манерою мыслить и выражаться, сохранялъ множество еврейскихъ идей, перешедшихъ въ христіанство. Еще большее количество греческаго элемента длало его доступнымъ для массъ греко-римскаго міра. Греческій новозавтный языкъ былъ по существу своему языкомъ общенія, циркуляціи, пропаганды, т. е. именно тмъ языкомъ, который былъ нуженъ христіанству въ его стремленіи къ побд надъ греко-римскимъ міромъ. Таковъ былъ греческій новозавтный языкъ, гд сливались греческій обычный и греческій евраистическій—въ томъ вид, какъ три-четыре вка политическихъ и соціальныхъ переворотовъ сформировали и возрастили его для христіанскаго проповданія. Для него не были столь пригодны ни еврейскій, ни арамейскій, ни латинскій, и ни въ одномъ изъ нихъ не имлось богатства, гибкости и универсально-международныхъ свойствъ языка греческаго.
Предметомъ настоящаго трактата служитъ тотъ греческій языкъ, на которомъ написаны наши каноническія новозавтныя книги.
Человкъ, привыкшій къ аттическому греческому языку, взявъ въ первый разъ греческій Новый Завтъ, былъ бы сразу пораженъ характерными, лишь ему свойственными особенностями. Помимо чертъ, которыя отличаютъ одну часть каноническаго сборника отъ другой (см. ниже),—и вообще языкъ новозавтный показался бы ему необычнымъ:—по причин подмси если не плебейскихъ, то популярныхъ терминовъ въ его вокабуляр; своими случайно попадающимися иноземными и трудно понимаемыми фразами и конструкціями; скудостію употребленія соединительныхъ и другихъ частицъ, какими раннйшіе писатели уравновшивали, оттняли и подчеркивали свои періоды; почти устраненіемъ или неправильнымъ употребленіемъ родительнаго самостоятельнаго, аттракціи и другихъ синтаксическихъ пріемовъ, примняемыхъ ради обезпеченія сжатости и постепенности въ раскрытіи мыслей; а повсюду—своимъ стилемъ, который хотя часто монотоненъ, за-то превосходенъ по прямот и простот,—стилемъ, который иногда иметъ случайныя уклоненія и перерывы или анаколуическія сентенціи, характерныя для разговорной в необразованнной (нелитературной) рчи, но рдко уснащается парентезами (вставками) или растянутыми и запутанными періодами,—стилемъ, который, очевидно, является выраженіемъ людей совсмъ простыхъ, забывавшихъ о себ и слишкомъ ревностныхъ, чтобы еще удлять много вниманія литературнымъ элегантностямъ или принятымъ риторическимъ правиламъ.
Прежде, чмъ разсматривать характеристическія свойства этой разновидности греческаго языка, столь явно отличающейся по вокабуляру, конструкціи и стилю, мы должны кратко отмтить ея наименованіе, происхожденіе и исторію.